Михаил Толкач - Третий эшелон

Дверь с грохотом закрылась.

Наташа, сутулясь, побежала к своему вагону.

Толстая коса выбивалась из-под шапки, змеилась по серой шинели.

Продолговатая синяя туча накрыла солнце. Посветлели ее края. Сбоку наплывали другие облачка, поменьше. Снизу наступали темные, отяжелевшие. Солнце было проглянуло между ними, подмигнув Наташе, но его тотчас же заволокло буро-серыми клубами, надвинувшимися снизу. Девушке стало тоскливо, сердце непривычно сжалось до боли.

Илья метался по вагону. Чего он, собственно, добивался от девушки? Она слабая, едет куда — сама толком не знает, пришла к нему с открытой душой, а он… Илья свалился на нары, заскрипел зубами от злости на себя.

Наташа поднялась в свой вагон, села к окну. Чем больше вдумывалась в только что происшедший разговор, тем больше возмущал ее Илья. Как мужик, грубый… И что в нем хорошего? Не разговаривать и не ходить к нему. Подумаешь, свет в окошке! А в глазах вставало его горящее лицо, в ушах шелестел жаркий, прерывистый шепот, и, как там, у него в вагоне, опять кружилась голова…

Эшелон задержали до «особого распоряжения». Фролов организовал поход в кино. Наташа пошла охотно. Ей хотелось увидеть фильм о мирной жизни, но картина оказалась военной. Вечером, после просмотра, девушки оживленно делились впечатлениями.

Наташа сидела задумчивая. Разве может она быть такой, как та девушка в фильме? Сильной, смелой, бесстрашной. Наверное, нет. Но, если нужно, она, Наташа Иванова, непременно постарается.

Установилась теплая весенняя погода. Солнце стало греть щедро, даже расточительно. Булькали деловитые ручейки, проталины дышали седоватым паром. Там, где была тень, белели нерастаявшие сугробы, сочась мутными слезами, будто оплакивая зиму.

Эшелон все еще стоял в тупике: по-прежнему ждали особого распоряжения. Иногда пролетали вражеские самолеты, но к ним привыкли, их не боялись. Весна, с голубым небом и журчанием ручейков, настраивала людей благодушно.

Начальника вызвали в штаб фронта. С ним выехала и группа командиров, которая должна была принять намеченный участок железной дороги. Всеми делами в эшелоне руководил Фролов. По его распоряжению люди расчищали станцию от последствий бомбежки. Путейцы ремонтировали стрелки, налаживали колею. Нашлись занятия и связистам. Как-то вечером Хохлов положил перед Фроловым приказ местных руководителей; в нем объявлялась благодарность связистам за досрочное восстановление разрушенного участка телефонной линии.

Это известие обрадовало начальника политотдела. Фролов понимал, что сплотить коллектив, подготовить его к будущим испытаниям можно только в условиях напряженного совместного труда.

Люди работали дни и ночи, помогая местным железнодорожникам, которые на двух-трех путях умудрялись пропускать за сутки столько поездов, сколько в мирное время не пропустить и за неделю.

На станцию тихо вкатился серый бронепоезд. Остановился, негромко лязгнув сцеплениями. Из люков стали выскакивать матросы. На последней открытой площадке стояли зенитные пушки, задрав в небо длинные стволы. Возле них ходили дежурные с автоматами и в касках. От суровых лиц моряков, от бронепоезда веяло чем-то торжественным, грозным.

Именно это чувствовал Илья, смотря на бронепоезд. Вот где есть возможность отличиться, показать свои способности. На пушках звездочки: в боях побывали. Илью тянуло к морякам.

Те чувствовали, что на них смотрят, но виду не показывали. Привычно перекидывались морскими словечками, шутили, сами смеялись больше и громче всех.

Кряжистый матрос выбил трубку о подбор сапога, заговорил баском:

— Ей-богу, не вру! На Северном флоте и не то получалось. Зайдешь, бывало, в гальюн по малому делу…

— Тс-с-с! — Молоденький морячок приложил палец к пухлым губам. — Девочки слушают.

— Не девочки, а бойцы, — нарочито громко отозвался чернявый хмурый матрос, приложив два пальца к каске.

Хохотали моряки, смеялись железнодорожники. Наташа досадливо отвернулась, но не смогла сдержать улыбки.

Тучи плыли коршунами, белесые по краям и темные до черноты в середине. Лучи солнца изредка пробегали по стальным плитам бронепоезда, по зеленым каскам матросов и зенитчиков, оживляли усталые лица. Поднимался ветер. Но никто не обращал на него внимания: рады были минутам беззаботного отдыха, этой встрече с неунывающими моряками.

Александр Федорович вертелся у бронепоезда, выспрашивал у бригады про своего младшего сына. Но никто не знал о таком, и Листравой огорченно сетовал, объясняя морякам, что он проводил Юрия на фронт вот в таком же поезде из брони.

— А что там с Демянском? Слопали котел с немцами? — спросил матрос Илью, набивая трубку табаком.

— Пробились фрицы на Старую Руссу.

— Растяпы!

Илья не понял, к кому относилось слово «растяпы»: то ли к нашим солдатам, то ли к немцам.

Ударили в рельс возле депо, потом где-то на станции, перезвон откликнулся в поле, за дальними домами. Завыли сирены, тревожно затрубили паровозы. Железнодорожники не предполагали бомбежки: не первый раз ложная тревога. А матросы кинулись к орудиям: они-то знали, почем фунт лиха…

— К бо-ою! То-овсь! — крикнул моряк с трубкой.

Эта властная команда ударом полоснула и по железнодорожникам. Краснов оглянулся и, не найдя старшего командира, неожиданно для себя приказал:

— В укрытия! Быстро!

Люди шарахнулись от путей, рассыпались, спря-

• тались,

Илья схватил за руку Наташу, толкнул в глубокую воронку. А сам наблюдал за небом, все еще не веря, что появятся немецкие самолеты.

Из-за облаков показались пять серо-грязных бомбардировщиков. Быстро вырастали их угрожающие крылья. Как и раньше, Илья не испытывал страха, но какое-то обостренное чувство ожидания захватило его.

Наташа инстинктивно схватила руку Ильи.

Пушки стреляли наперебой, захлебывались пулеметные скороговорки.

Наташе казалось, что на небе не осталось ни одного непораженного места, но самолеты плыли неуязвимо и хищно. Ей стало страшно, пересохли губы.

Илья прижал девушку к себе. Было видно, как два передних бомбовоза отвалились от группы, круто пошли вниз.

В то же время бронепоезд покатился вперед, навстречу косо падавшим хищникам. Его зенитные орудия были настороженно прицелены в небо.

Илье из укрытия почудилось, что они — поезд и самолеты — должны вот-вот столкнуться. Он не стерпел:

— Остановитесь!

Перед паровозом дрогнула земля, вверх взмыл клуб дыма.

Илью тоже отбросило тугой волной. Он упал, беспомощный, оглушенный.

Рядом опять грохнуло: посыпалась земля, потянуло гарью и пылью. Наташа увидела, что откуда-то с неба на край воронки упало вагонное колесо и поползло к ним вниз. Она лихорадочно потащила Илью к другому краю. Колесо надвигалось ему на ноги, но он, потеряв сознание, не чувствовал этого. Девушка едва успела оттащить Илью дальше.