Михаил Толкач - Третий эшелон

Девушка тревожно оглянулась. Четыре стрелки в лабиринте искалеченных путей, скопления колотого камня и ломаного железа. Паровоз, словно игрушка, перевернут набок, беспорядочно раскиданы шпалы. Дугой согнут рельс, как бивень слона, торчит под откосом. Ямы с рваными краями заполнены мутной водой. «Воронки, — догадалась Наташа. — Сколько же их! Ночью можно оступиться. Надо запомнить. А где же пост?»

Из-под откоса вышел боец. Рослый, широкоплечий, в ладной шинели.

— Стрелочница новая, так сказать? — спросил он Наташу. — Идите сюда!

Девушка проворно сбежала к нему. Боец поймал ее за руку.

— Кочковаты наши асфальты. Ноголомные, так сказать.

Он заливисто рассмеялся, радушно пригласил:

— Пожалуйте…

В насыпи виднелась нора, прикрытая дверью пассажирского вагона. Наташа вошла. Полумрак. Железная печурка, телефон в деревянном футляре. На земляном полу — две доски, а на чурбане в углу — традиционная фронтовая коптилка из гильзы снаряда.

— Это же баня по-черному, — удивленно сказала Наташа, пригибаясь, чтобы не упереться в потолок. — Как вы тут живете? Мне одной ни за что не найти. Можно ведь лучше устроить?

— Не баня, а объект номер два, — поправил солдат, усаживаясь на кругляк бревна: стоять он не мог, не вмещался по росту. — А найти нас проще простого. Вон по тем проводам, что от столба пущены. Построить лучше, конечно, можно. Да приметит фриц. То самолеты напускал, теперь все из пушек бьет. В щепки расколошматит… Звать-то вас как, извиняюсь? Скажи- на милость, у меня тоже Наташа, жена…

Он свернул толстую самокрутку, пыхнул едким дымом.

— Чего-чего, а махры вдоволь. Одно удовольствие: у других и этого не бывает.

Он устало прикрыл глаза, минутой позже, позевывая, сказал:

— Вон там фонарь. Ночью будете сигнализировать, когда поезда принимать. А днем — семафор. Он тут рядом.

Последние слова солдат бормотал уже сквозь сон. Голова его упала на грудь, в носу засвистело.

Наташа осмотрела хозяйство, сходила на стрелки, изучила каждую тропку: кругом полно воронок. Было тревожно и радостно, что она, наконец-то, оказалась у настоящего дела.

Девушка вернулась в землянку. Сняв шинель, свернула ее, осторожно положила под голову солдата. Тот блаженно потянулся, чмокнул губами, повернулся на бок и затих. Он занял почти всю землянку, ноги его оказались за порогом.

Задребезжал телефон. Наташа кинулась к нему, боясь, что звонок разбудит солдата.

— Через полтора часа прибудут танки, — послышался голос Краснова в трубке. — Не танки, говорю, а «утюги». Понятно? Смотрите мне там. Не оплошайте в первый раз. Мы теперь на переднем крае. Гордитесь такой честью, комсомолка Иванова… Что?

Краснов поперхнулся и тихо кому-то сказал:

— Есть! Кончаю. Передаю трубку коменданту нашей станции, капитану…

Наташа прикрыла трубку ладонью, боясь рассмеяться.

— Товарищ Иванова? Где Перов?

— Пусть поспит, — совсем не по-военному попросила она.

Мошков хмыкнул, помолчал, строго предупредил:

— Через час растормошите — и ко мне. В дальнейшем прошу не пререкаться!

— Есть!

Наташа с удовольствием произнесла это короткое военное слово.

— Что есть? Где есть? — засмеялся Илья, появляясь у порога. — Хозяин, спрячь ходули!

Пилипенко перешагнул через ноги Перова, заметил Наташу и как-то невольно оробел.

— Что вам нужно?

Наташа стояла выпрямившись, как солдат на посту. Большие серые глаза смотрели строго и выжидающе. Косы спустились через плечо. Ухарское поведение Ильи было тут неуместным, и она резко повторила:

— Что вам нужно?

Замешательство парня длилось недолго: зеленоватые глаза вновь заиграли нагловато и лихо. Он отстранил Наташу от телефона.

— Илья! — Наташа схватила его за руку. — Не шути. Мы на работе. А где — сам знаешь…

— У меня дело.

Пилипенко посерьезнел, рассказал, зачем пришел, но в конце не преминул сообщить насчет изобретенного им зонта: каков, мол, я!

— Тогда можно, — разрешила Наташа, подвинув к нему телефон.

Илья не понял, почему можно: потому ли, что дело серьезное, или потому, что он такой сообразительный. В полутьме заметил насмешливый взгляд Наташи: тут уж не до уточнения! Когда дозвонился Краснову, тот и слушать не захотел. Демьяну Митрофановичу заранее почудилась неудача: потеря паровоза, гибель людей и тому подобное.

— Через час будем «утюги» развозить, — объяснил он. — Никуда паровоз не пущу! Нашлись смельчаки! Здесь поопытнее вас были…

Илья сердился, думая, что у телефона все еще находится Краснов, а у дежурного уже взял трубку комендант. Илья напирал, не стесняясь в выражениях:

— Разумеется, что не опоздаем… Не слышите?.. Глухому две обедни не служат… Повторить?.. О, черт! Кто?.. Виноват, товарищ комендант. Этот Краснов кого хотите до коликов в животе доведет. В армии? Настоящей армии? Нет, не служил, товарищ комендант. Виноват, глупо разговариваю, но ведь дело гробится. Ну да, вывезем вагоны. Прислать Листравого? Есть!

Пилипенко бросил трубку, повернулся на одной ноге.

— Дело в шляпе!

Он обнял Наташу за талию. Та с силой толкнула его в грудь. Он спиной открыл дверь и, зацепившись за высокий порог, упал.

— Вперед! — сквозь смущенный смех выкрикнул Илья, вскочил и побежал к паровозу.

Снова звонил телефон, снова Краснов поучал и наставлял стрелочницу. Но о паровозе Листравого не говорил ни слова. «Соврал этот Илья, — с досадой подумала Наташа. — Вот брехло!»

— Ну и говорун! Его языка на семерых хватит, — недовольно заметил Перов, протирая глаза и позевывая. — Трое суток не спал, сморило.

Узнав о затее Листравого, высказал опасение:

— Паровоз могут угробить. А без него сейчас никуда.

Наташе было обидно слышать, что Перов, как и многие, беспокоится только о паровозе. А людей им не жалко? Перов угадал ее мысли:

— Рисковать там придется головой, сама понимаешь. Война на том и стоит.

В комнате военного коменданта станции Листравой докладывал о своем плане спасения вагонов. Когда были уточнены все детали рейса, Фролов вызвал Краснова. Тот повторил сказанное Илье по телефону:

— Получится или не получится, но мы должны смотреть правде в глаза. До нас ведь пробовали, известно, чем кончилось. И нам терять людей не стоит. Подумать надо, осмотреться…

Александр Федорович плохо прислушивался к словам Краснова, но когда тот заговорил об опасности, его взорвало:

— Я был о вас лучшего мнения, товарищ Краснов.

— Без вашего мнения обойдемся, товарищ машинист! — Краснов поднялся. — Вы всегда против…

— Довольно! — Мошков покраснел, отчего ярче выступили на его лице рябинки. — Петь отходную рано!

Он вскочил и заходил по комнате.

— Разгородить базу — это боевое задание! Понятно, товарищ Краснов?