Южный Урал, №4

И все-таки мысль о лишнем, ненужном перевертывании не давала ему покоя. Он попробовал набить опоку по-своему — получилось. Попробовал еще — еще получилось. Так он начал работать одним перевертом...

Старые формовщики посмеивались и пожимали плечами: нашел где экономить. Ну, две-три, ну, пять секунд сберег на опоке — эка важность! Спрашивается, что это даст?

Тогда Алеша вытаскивал блокнот и показывал желающим свои подсчеты: если он экономил на переверте только три секунды, а три секунды он экономил наверняка, если не больше, — то и тогда за смену набегает семь минут. Семь минут — это две опоки. Две опоки из расчета одной нормы, а ведь он делает по три. Тут уж-наберется куда больше!

Допустим, что это — мелочь, но почему ее не подобрать, если она в руки дается, на пользу идет? Глупо поступает тот, кто разбрасывается минутами рабочего времени!

Малинин, когда Алеша докладывал о своем способе работы на производственном совещании, недовольно и пренебрежительно фыркнул:

— Мы нищие, что ли, чтобы по такой малости побираться? Плюшкины, да? Насколько я понимаю, Плюшкин — отрицательный тип?

Ну, и показал ему тогда Николай Матвеевич отрицательного типа! Плюшкин, не Плюшкин, а дает Алеша все-таки по две-три нормы на том станке, на котором Малинин едва-едва одну вытягивал.

Алеша взглянул вдоль ряда формовочных станков. Вон он ворочается, парень с кольцом, еле-еле двигается... Все та же кепочка лихо заломлена на затылок, на чем только держится! Чисто медведь! Ему все равно, где ни ворочаться, — на первом ли, на последнем ли станке, — лишь бы смену отбыть.

Подружиться с ним, что ли, хоть и противно? Может быть, удастся вытянуть в стахановцы? Парень здоровый, сильный, футболист. Прямо жаль, что такая сила пропадает для дела!

Клава давно настаивает: подойди к нему, поговори по душам, узнай, почему так вяло работает? Возможно, удастся и этого бычка на хорошую дорожку наставить... Самой Клаве неудобно — девчонка, а парень, как видно, с гонором, заносчивый. Мнит о себе много, для него авторитетов не существует. А кольцо на пальце говорит, что и старых взглядов где-то нахватался. К женщинам относится по старинке: бабы.

Вдоль проезда, торопливо помахивая руками, шла Клава Волнова. Полы ее синего халатика трепетали и завивались за нею, словно от сильного ветра. Прядка волос выбилась из-под косынки и покачивалась над бровью. Вид, серьезный, сосредоточенный, — одним словом, совсем взрослая женщина, деловитый технолог, строгий комсорг.

«Ну, чего важничаешь? — размышлял про себя Алеша, посматривая в свободные от работы секунды на приближающуюся девушку. — Чего, спрашивается, важничаешь, вид на себя напускаешь? Думаешь, мы тебя без этого не уважаем? Небось, сразу раскусили, как пришла в цех, кто ты такая! Девчонка с умом, работать хочешь по-настоящему, черного и трудного дела не боишься, простого народа не чураешься, поступаешь всегда справедливо. Такой и подчиняться легко...»

Девушка подходила все ближе и ближе, кивая знакомым формовщикам. Она дошла до Алешиного станка и остановилась, дожидалась, когда он подойдет поближе, чтобы можно было разговаривать. В цехе стоял такой грохот, что поневоле ей пришлось прильнуть к самому Алешиному уху и говорить коротко и отрывисто:

— Здравствуй еще раз, Алеша! Ты в субботу обещал эскиз помнишь? Конечно, ничего не сделал?

— Почему ты так думаешь? В телогрейке, во внутреннем кармане. Возьми!

Клава развернула Алешину телогрейку, запустила руку в карман, вытащила зарисовку, расправила бумагу и, прислонившись к ширме, погрузилась в изучение чертежа.

Это был набросок задуманной Алешей новой модели крышки домкрата с расширенными питателями. Дело в том, что в литейном цехе недавно организовали так называемую площадку брака. После завершающей контрольной операции в одном из углов очистного пролета выставляли на всеобщее обозрение выявленные за сутки бракованные отливки. Как-то Алеша зашел сюда и увидел целую кучу негодных крышек домкрата. На одной из них была приклеена карточка с надписью: «Крышка домкрата. Брак — 12 процентов. Причина — заливка холодным металлом. Виновник — начальник плавильного пролета тов. Халатов».

Алеша задумался. 12 процентов. Подсчитал — получилось, что более полусотни заформованных им опок уходило в брак. Он работал над ними совершенно бесполезно, его труд пропал зря. Да что его труд, только ли в нем дело! Впустую трудились земледелы, зря работали стерженщицы, напрасно старались очистники! Сколько испортили материалов! Сколько истратили электроэнергии, чтобы привести в движение все механизмы в цехе! Сколько сожгли топлива, чтобы расплавить такую массу чугуна! И все только потому, что не нагретый как следует металл не успевал заполнять форму, застывал в пути. Ну, и народ, эти плавильщики! Как они могут допустить такое?..

Бессмысленная гибель отливок возмутила Алешу, и он решил придумать какой-нибудь выход. После долгих размышлений Алеша пришел к такому выводу: раз металл холоден, плохо растекается по форме, надо расширить ему путь, сделать питатели более широкими. Тогда чугун будет проникать внутрь опоки более сильным потоком, и брак исчезнет.

Он посоветовался с Клавой. Та отрицательно покачала головой и даже рассердилась: вот еще новости! Плавильщики нарушают технологию, льют холодный металл, а мы должны им потворствовать, расширить питатели! Ну, нет, лучше заставить плавильщиков держать нужную температуру в чугуне. Никаких расширенных питателей!

Алеша горячо возразил:

— Так, так! Вот и будем ждать, когда наладятся плавильщики. А тем временем сотни тонн чугуна — на переплавку, в вагранку. Государственные деньги на ветер летят, коллектив работает впустую. Зато мы спокойно живем, сидим у моря и ждем погоды... Так, что ли?

Он был так убежден в правильности своей мысли, что Клава заколебалась. Может быть, допустить расширенные питатели? Как временную меру, пока наладятся дела в плавильном пролете? Ведь вреда от этого никакого, а польза очевидна.

— Хорошо, уговорил! Делай эскиз!

Теперь эскиз был у нее в руках.

Алеша искоса ревниво наблюдал за Клавой. Вот насупилась, закусила губу: чего-то не понимает... Алеша хотел уже приостановить работу, чтобы пояснить Клаве, но, видимо, разобралась сама, морщинки на ее лбу разгладились, она удовлетворенно кивнула головой.

Вот брови у нее приподнялись, она вопросительно пожала плечами: с чем-то несогласна, что-то сделано неправильно. Интересно знать, что ей пришлось не по вкусу?

Тут Алеша заметил, что Клава не подбривает брови. Они у нее растут широкими, ровными, будто бархатными полосками и почти сходятся на переносице. Это ему понравилось. Не по душе были девчата, сделавшие из своих бровей какие-то неестественные жиденькие ниточки. Подумаешь, красоту нашли — брови, как бороду, брить!..