Южный Урал, №4

К ним подошла Клава Волнова, технолог литейного цеха, одетая в телогрейку с меховым воротничком. Засунув руки в карманы, она с любопытством посматривала то на Алешу, то на ремесленника.

Алеша отвел глаза и почувствовал, что краснеет. Надо же было так получиться, чтобы Клава застала его в этом глупом положении.

— Да вот, парень ветки у клена обломал! — неохотно ответил он, не забывая посматривать, за ремесленником — вдруг тот, чего доброго, накинется. От такого озорника всего можно ожидать...

— Что же из этого? При чем тут кулаки?..

— «При чем, при чем»... Уши ему хочу надрать за такое дело, вот причем... — сердито сказал Алеша.

— Я тебе надеру... — отозвался задорно ремесленник. — Такого леща поддам — на ногах не устоишь! Смотри, как бы тебе не надрали!

Он и в самом деле был готов вступить в бой, даже продвинулся вперед на пол-шага и крепче сжал кулаки. Клава усмехнулась: петушился паренек совершенно напрасно, слишком уж мал был он, чтобы справиться с высоким Алешей. Она взяла мальчишку за плечи, повернула лицом к проходной и слегка подтолкнула вперед:

— Ступай, ступай, малыш, пока он тебе и в самом деле уши не надрал. Вполне может надрать, я его знаю!

— Ты чего лезешь? Твое какое дело? — кипятился ремесленник.

— Иди, иди, без разговоров! — продолжала подталкивать его Клава.

Паренек нетерпеливо передернул плечами, освобождаясь от Клавы.

— Вот привязалась! Отойди, а то стукну!

Обойдя штахетник, он перебежал на другую сторону улицы и издали прокричал, вновь задирая Алексея:

— Тоже мне! Сознательный!

Клава вернулась к смущенному Алеше.

— Оказывается, ты драчун, Алеша! Вот уж не ожидала!

— Терпеть не могу, когда так озорничают! Чертяки этакие! Ничего не понимают, лишь бы баловаться! Небось, когда все зеленеет, сами будут довольнешеньки! — ворчал Алеша, не зная, куда девать глаза.

Он был доволен, что происшествие закончилось так спокойно, Драться не пришлось, и в то же время досадовал на то, что все это видела Клава, комсорг цеха.

— Так-то оно так, но все-таки кулаки в ход пускать не полагается. Воспитывать ребят надо, а не лупить...

— Вот бы вы занялись воспитанием! Не знаю, чего только ждете в комсомольском комитете? Посадки-то ломают?

— Это правда, надо будет подумать об этом... В самом деле обидно: садили, садили всю осень, а теперь губят.

Разговаривая, они дошли до цеха, отбили контрольные карточки на часах. Клава поднялась наверх, в техническую часть Алеша пошел в литейный цех.

Над цехом певуче запела сирена, возвещая начало первое смены.

Алеша окинул взглядом сверкающий огнями цех.

Почему-то он ему всегда напоминал отгороженную стенами и накрытую крышей огромную площадь большого города — людную и веселую, кипучую и шумную. Всегда здесь все двигалось и звучало...

Три удлиненных круга конвейерных дорожек тянулись от одного края цеха к другому. По рельсам дорожек безостановочно двигались вереницы тележек. Рядом с конвейерами стояли ряды грохочущих формовочных станков. Формовщики непрерывно снимали со станков готовые формы и ставили на тележки. Конвейер нес опоки в глубину цеха, туда, где днем и ночью пылали огни и электропечи. Там вереница опок заливалась солнечно-ярким жидким чугуном...

В проездах сновали юркие, подвижные электрокары. Глухо рыча, медленно и осторожно, словно боясь обжечь свои резиновые ноги, среди гор раскаленных отливок двигались грузовики. Над самыми головами плавильщиков бесшумно скользили ковши освещенные изнутри расплавленным металлом.

Ураган самых разнообразных звуков окружил Алешу. В первые дни работы весь этот грохот ошеломлял и оглушал его, он даже не мог определить, где и что шумело. Теперь уже не то. Он привык к шумам цеха и безошибочно мог определить по звуку каждую машину. Встряхивающие машины на формовке и выбивке ухали степенно и глухо. Вибраторы стрекотали крикливо, как сороки. Гулко и мощно завывал воздух в широкой пасти вентиляторов. Дробно стучали пневматические молотки в очистном пролете. Над всем этим грохотом и шумом то и дело вспыхивали пронзительные и предостерегающие сигналы грузовиков и электрокаров.

Осмотрев цех, Алеша пошел к своему станку. Он стоял в начале первого конвейера.

Сменщик Витя Щелкунов проворно орудовал лопатой, отгребая просыпавшуюся со станка формовочную землю и готовя станок к сдаче. Крупные капли пота выступили у него на лбу. С тех пор как по инициативе стахановки завода Зины Захаровой было введено закрепление оборудования за рабочими, у формовщиков установился строгий порядок — сдавать станки такими, чтобы нигде не было ни пылинки, аккуратно прибранными. Вот и выскребали землю из-под станка лопатами и специальными скребками. Давалось это нелегко: земли всегда скапливалось много, она проникала в самые сокровенные и недоступные места.

Увидев Алешу, он сочувственно кивнул ему головой и опять склонился, обтирая станину.

— Устанешь не столько за смену, сколько за очисткой станка. Крайне надо что-нибудь придумать... — размышлял Алеша. Он по своему опыту знал, как трудна уборка станка после смены.

Все дело было в том, что никак нельзя было добиться, чтобы из нависшего над станком бункера высыпалось земли ровно столько, сколько требовалось для набивки формовочной опоки. Как ни изловчался Алеша, но обычно всегда оставалось несколько лишних горстей. Куда их девать? Не полезешь же забрасывать землю обратно в бункер!

Несколько горстей после каждой опоки, а опок проходило через станок от двухсот до четырехсот в смену, вот и набиралась целая гора живой ползучей земли, растекавшейся, как вода, в самые дальние закоулки под станком. «Может быть, приспособить какой-нибудь ящик и сбрасывать лишнюю землю в него? Надо подумать! Крайне, крайне надо что-нибудь сделать! Тут можно сэкономить не одну минуту...»

Витя пожал ему руку и ушел. Алеша засучил рукава, встал за станок.

Под сложным сплетением металлических форм и кровельных перекрытий, высоко над электропечью катилась кабина подъемного крана. Из нее, словно скворчиха из скворешни, выглядывала крановщица в красном берете. Она далеко высунулась из своего оконца, вот-вот выпадет: наверное, сливает ваграночный чугун в электропечь. Ну да, так и есть! Буйный и пышный фонтан искр взметнулся над плавильным пролетом, ярко осветив фигуры хлопотавших там рабочих и три высоких, подпирающих потолок, столба вагранки.

Алеша считал, что у него самая выгодная позиция в цехе. Во-первых, стоило только слегка метнуть глазами, и вся цеховая жизнь была, как на ладони. Во-вторых, — и это самое главное, — место словно нарочно было создано, чтобы Алеша мог давать высокую выработку. Ему не приходилось стоять и ждать подхода пустой тележки: после выбивки они сплошь шли пустыми.