Геннадий Невельской - Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России (1849-1855 г.)

Ясно, что после ухода нашей эскадры из залива Де-Кастри главное внимание с моей стороны было обращено на то, чтобы ожидаемый в заливе с часу на час в больших силах неприятель не имел возможности узнать об уходе нашей эскадры в Амурский лиман. Для этого необходимо было устранить всякую возможность захватить кого-либо из людей. В этих-то видах всё местное население из залива Де-Кастри было удалено; людям же, остававшимся на посту, было приказано с прибытием неприятельских судов отступить в лес, по дороге к — озеру Кизи, не уничтожая наших избушек при посте, дабы этим привлечь внимание неприятеля и принудить его сделать рекогносцировку, и тем, по возможности, задержать его в Де-Кастри. Если же неприятель пойдет далее вглубь страны, то, отступая, соединиться с казаками при дефиле и, защищая его, отступать к озеру Кизи, к нашим орудиям, находившимся на перевале к озеру.

Сделав эти распоряжения, я поспешил в Мариинский пост и оттуда в Николаевское, дабы принять меры к скорейшей перевозке имущества и артиллерии с мыса Лазарева и быть готовым к устранению различных неблагоприятных случайностей. Так как по Амуру еще никто не проходил и о следовании генерал-губернатора мы еще никаких известий не получили, то я отправил навстречу к нему мичмана Разградского с донесением от меня и от В. С. Завойко.

18 мая, по возвращении в Николаевское, я пошёл на пароходе «Надежда» в лиман, к мысу Лазарева, но у мыса Уса встретил сплошной лед. Здесь я нашёл стоявшие за льдинами гребные суда и шхуну-баржу «Лиман» с лейтенантом Бирюлёвым, который сообщил мне, что И. И. Бутаков с лейтенантом Шварцем и мичманом Ивановым и с 160 человеками пошли пешком к мысу Лазарева, взяв с собой 10-дневное продовольствие сухарей и 200 боевых зарядов для орудия. Бирюлёву было приказано после того, как лиман очистится ото льда, следовать к мысу Лазарева в распоряжение Бутакова и по прибытии на мыс немедленно сообщить мне о всем, что там делалось. Я пошёл обратно в Николаевское, откуда немедленно послал пароход «Аргунь» под командой Я. И. Купреянова в помощь нашим гребным судам к мысу Лазарева. За сим мы начали строить батарею на мысе Куегда и исправлять и вооружать оставленные в Николаевском гребные суда. В Петровское Римскому-Корсакову дано было знать, чтобы он при первой возможности прибыл в Николаевское.

Через несколько дней я получил донесение от капитан-лейтенанта Бутакова о том, что с величайшими затруднениями, по случаю распутицы, они 15 мая пришли к мысу Лазарева, на котором и начали строить батареи. 18-го числа пришёл туда В. С. Завойко со всей камчатской эскадрой, и Бутаков поступил в его распоряжение.

Снятие Петропавловского порта и сосредоточение всех наших морских сил в Николаевском, вопреки упомянутым доселе убеждениям относительно этого порта, последовало так: генерал-губернатор, получив известие из Петербурга о готовившемся нападении на Петропавловск и намерении уничтожить наши суда в Тихом океане при помощи собранных для этого больших неприятельских сил и о полном недостатке продовольствия в Петропавловске, не ожидая приказания из Петербурга, послал своего адъютанта есаула Мартынова курьером на Камчатку с приказанием контр-адмиралу Завойко снять Петропавловский порт, погрузить всё казенное имущество и семейства на суда зимовавшей там эскадры и с ней отправиться в устье Амура. Есаул Мартынов, следуя через Якутск и оттуда на собаках в Охотск по дикому побережью Охотского моря, где расстояние между жилыми пунктами доходит до 400 вёрст, переезжая по льду широкие заливы с опасностью при случайных ветрах погибнуть от вьюг, совершил весь путь от Иркутска до Петропавловска до 8 000 вёрст (8 500 км) в три месяца, со скоростью, до того времени еще небывалой. Скорость этого следования, энергические и быстрые распоряжения и действия, принятые в Петропавловске, а равно скорый выход оттуда, изо льдов, нашей эскадры и счастливый переход, сделанный ею в виду, можно сказать, в несколько крат сильнейшего неприятеля, спасли честь и славу нашего оружия, суда и команды наши и имущество порта. Это обстоятельство фактически оправдало мои мысли о том, что Петропавловск, как отрезанный морем от материка, не мог быть нашим главным портом на отдалённом востоке и что подобный порт мог быть только в Приамурском и Уссурийском краях, то-есть в местностях, непосредственно связанных с Восточной Сибирью внутренними путями, безопасными от нападения неприятеля с моря. Следовательно, все затраты, произведённые в Петропавловске с тем, чтобы сделать его главным портом, были совершенно напрасны, и если сосредоточенные в нём команды и суда наши были спасены в Приамурском крае, то это обстоятельство нельзя не приписать особому случаю. Оставлять эти суда и команды на Камчатке, при возможности разрыва с морскими державами, было весьма неосновательно и, по моему мнению, следовало бы еще весной 1854 года перевезти все из Петропавловска в Николаевское.

В. С. Завойко распорядился переброской порта великолепно: еще не разошелся лед в Авачинской губе, как суда наши были вооружены. Лишь только тронулся лед, они вышли в море, забрав с собой все семейства и всё имущество порта. Есаул Мартынов остался в Петропавловске начальником. Вскоре по уходе эскадры из Петропавловска туда явились англо-французы и, не найдя там ни судов, ни команд (кроме есаула Мартынова с несколькими жителями), сожгли казённые магазины и пошли в погоню за нашими судами в Японское море 180 .

23 мая я получил уведомление из Де-Кастри, что через три дня после ухода нашей эскадры туда пришли неприятельские суда и высадили десант с целью захватить кого-либо, дабы узнать, куда ушли наши корабли. Не найдя в Де-Кастри ни одного человека, а равно и никакого имущества, кроме случайно оставленного мешка ржаной муки, которую неприятель рассыпал, неприятельская эскадра вышла из залива и направилась к югу, предполагая, как впоследствии оказалось, что наша эскадра не могла никуда уйти, кроме этого направления. Неприятель был твёрдо убеждён, что в лиман из Татарского пролива войти невозможно, из-за сплошной отмели, соединяющей Сахалин с материком. Этим обстоятельством оправдывался впоследствии начальник неприятельской эскадры.

27 мая я получил сведение с мыса Лазарева, что наши суда, стоявшие у этого мыса, под прикрытием воздвигнутой на нём батареи, готовятся итти в реку, что имущество фрегата «Паллада» грузится на шхуну-баржу «Лиман» и на транспорты, которые вместе с корветом «Оливуца» пройдут в реку свободно, и что фрегат «Диана» погиб в Японии. Вместе с тем я получил известие, что к мысу Лазарева с 150 человеками команды фрегата «Диана» пришёл на купеческом судне капитан 2-го ранга С. С. Лесовский, что адмирал Путятин выстроил в Японии шхуну «Хеда» и разместил команду фрегата на этой шхуне и двух зафрахтованных им для этой цели купеческих американских кораблях. На одном из этих кораблей начальником был С. С. Лесовский, а на другом Мусин-Пушкин, сам же адмирал Е. В. Путятин с капитаном 2-го ранга К. Н. Посьетом поместился на шхуне «Хеда». Степан Степанович из Японии пошёл прямо в залив Де-Кастри; там он получил известие, что все наши суда в лимане, и немедленно отправился туда же. По выходе из залива, не имея возможности продолжать путь далее из-за густого тумана и штиля, он встал на якорь за северным входным мысом. Неприятель в это время был в заливе и производил рекогносцировку; только благодаря упомянутой случайности С. С. Лесовский счастливо избежал неминуемого плена, Мусин-Пушкин же, отправившийся из Японии с остальной командой фрегата «Диана», не был так счастлив: он пошел из Японии в Петропавловск и, не найдя там наших судов, направился в Аян; на этом переходе около Сахалина он был взят в плен неприятельскими крейсерами. Адмирал Е. В. Путятин на шхуне «Хеда» пошел из Японии так же в Петропавловск и, не найдя там наших судов, направился в Татарский пролив; по пути он зашёл в Императорскую Гавань, где узнал, что наша эскадра ушла в лиман, и немедленно туда же последовал, счастливо избежав, благодаря туману, неприятельских крейсеров, блокировавших берега Татарского пролива. У одного из неприятельских судов шхуна «Хеда» в густом тумане прошла под кормой. Адмирал Е. В. Путятин с К. Н. Посьетом в исходе июня вошли в Амур и потом к Николаевскому.