Вера Дорофеева - Истории без любви

Борис Евгеньевич не проронил ни слова, пока они осматривали цехи. Лишь подчеркнуто вежливо попрощался с руководством. А когда миновали проходную, сказал Григорию Багратовичу:

— Попотеть придется изрядно. Все надо ломать.

— Зачем? — возразил Асаянц. — Нам на первых порах и этих стен хватит. Кое-что построим... Временно, конечно.

— А ведома ли вам, директор будущего Опытного завода, проверенная годами мудрость архитекторов? Ах, нет. А надо бы знать, если ввязались в подобную историю. Так вот, сегодня архитекторы частенько любят повторять: «Нет ничего долговечнее временных сооружений». Четко сказано...

И началось! Теперь уже, встречаясь с Асаянцем в разных инстанциях, на различных уровнях, руководители этого заводика не раскланивались уважительно. Они умело и хитро интриговали против патоновцев, задумавших прибрать к рукам, «сгубить передовое предприятие с крепким рабочим коллективом и славными трудовыми традициями», как было написано ими в одной из пространных объяснительных записок. Асаянц запомнил это дословно. Кроме того, у руководителей завода в той борьбе был еще один безотказный аргумент. Когда на совещаниях и заседаниях чаша весов безусловно клонилась в сторону патоновцев и, казалось, еще немного — и все, сражение выиграно, представитель завода скромненько просил слова для справки и тихо, с постным лицом пускал свой вопрос-торпеду: «Мы уважаем науку. Мы всей душой за технический прогресс. Но кто будет выполнять нашплан и выпускать продукцию этого года и будущего? Ведь она уже распределена на несколько лет вперед. Ее ждут. От молока и масла никто из присутствующих еще не отказался».

Три раза на совещаниях разного уровня слышал Асаянц этот вопрос. И всякий раз срабатывал он безотказно. Принятие решения откладывалось. Представитель завода удовлетворенно покидал кабинет начальства, испепеляя взглядом Асаянца и других товарищей из Института электросварки. Только в четвертый раз, когда вопрос рассматривался в очень высокой инстанции, кто-то рассудительно заметил: «Оборудование для молокозаводов на будущий год можно поручить и опытному заводу Института электросварки». Взоры всех обратились к Патону, сидевшему с невозмутимым видом за длинным столом заседаний, и к Асаянцу. Григорий Багратович, не дожидаясь прямого вопроса, быстро проговорил:

— Мы согласны.

— А вы что скажете, Борис Евгеньевич? Не помешает это работе института?

— Директор завода согласен. Ему ведь план выполнять...

Уже по дороге в ИЭС, в машине, Патон заметил Асаянцу: «Ну чего ты вылез? Зачем так быстро согласился? Надо было дипломатично промолчать. После твоего демарша мне ничего другого не оставалось, как согласиться». Но говорил Борис Евгеньевич все это для порядка, в душе он был доволен, что решение все же состоялось.

Целый год они выпускали оборудование «детишкам на молочишко». И никогда еще, наверное, молокозаводы не получали столь добротных установок, на которых красовалась эмблема ИЭС. Асаянц лично следил за качеством продукции, хотя дел у него было множество в тот период. Он хорошо усвоил мудрость архитекторов о вечности временных построек. И при поддержке Патона двигал вопрос о сооружении нового, настоящего опытного завода.

Весьма солидной организации заказали проект. Прошло два года, и проектировщики внесли в кабинет Асаянца макет будущего предприятия. Григорий Багратович ходил вокруг и все повторял: «Красавец!» Даже когда макет смотрел директор ИЭС, Асаянц не удержался и тоже повторил: «Красавец!» Борис Евгеньевич, не любящий восторгов, на этот раз согласился: «Действительно, красавец. Когда начинаем строительство?»

Но со строительством вышла заминка. Вплотную к старому заводу примыкала маломощная фабрика-кухня, построенная в тридцатые годы тоже временно, на живую нитку. Но тем не менее в округе она пользовалась популярностью. Правда, представители санэпидстанции имели на эту точку общепита большой зуб. Асаянц знал обо всем от директора фабрики-кухни. По-соседски слесаря опытного завода не раз чинили там старое оборудование. И вот теперь план «красавца», который сделали проектировщики, «съедал с потрохами» эту фабрику-кухню. Именно того клочка пространства, на котором возвышалась она, не хватало для нового опытного завода. Но Асаянц, прошедший хорошую школу борьбы на предыдущем этапе, быстро нашел союзников среди представителей санслужбы. Кроме того, он не стесняясь использовал сокрушительный довод: «Негоже такому столичному городу, как Киев, иметь столь неподобающую фабрику-кухню». Да и борьба эта выше кабинетов горисполкома не поднималась. И все же по дороге на одно из таких совещаний Патон с сарказмом заметил Григорию Багратовичу: «Ты думаешь, тебе удастся доказать, что киевлянам больше нужна сварочная аппаратура, чем колбаса? Смотри, не проявляй «здоровой инициативы», как в тот раз. А то заставят опытный завод выпускать сервелат целый год, что делать будешь?» — «Ради такого завода готов хоть холодец делать».

В тот день они получили желаемую территорию. Можно было начинать строительство.

...Сколько сил забрало строительство опытного завода! Сколько было хлопот, ругани с прорабами, споров с отделочниками, схваток со снабженцами, бесед с дизайнерами и специалистами по промышленной эстетике, утомительных разговоров с представителями пожарной охраны, санэпидстанции, архитектурного надзора!.. Кроме того, оставались непосредственные обязанности директора экспериментально-опытного производства. Ведь с них не снимали основной производственной программы, не делали скидок на строительство, не избавляли от хозрасчета. Институт электросварки работал по-прежнему со все нарастающим темпом исследований, выдавая идеи и чертежи новых машин, сварочной аппаратуры, которые они все равно должны были выпускать.

Одно утешало Асаянца: вот построим опытный завод, и станет легче. Он не раз повторял эту мысль и подчиненным, и домашним. Как наивно заблуждался он тогда!..

Бесспорно, когда разрезали красную ленточку перед входом и строители передали директору символический ключ от завода, хлопот и нервотрепки у Асаянца вроде бы поубавилось. Но зато навалились другие дела, непосредственно относящиеся уже к ИЭС. Ведь все это время институт работал. И теперь был вправе предъявить новому, современному Опытному заводу повышенные требования. А Борис Евгеньевич Патон и его ближайшие соратники — люди дела. Раньше Асаянц мог отбиться от них одним аргументом: нет достаточной производственной базы. Все отлично это понимали. Теперь есть Опытный завод, есть «красавец», который показывают всем гостям ИЭС, и зарубежным, и своим... Уникальное предприятие, которое поражает воображение каждого, кто минует турникеты залитой светом проходной, поднимется по лестнице и выйдет на галерею над огромным механическим цехом.