Вера Дорофеева - Истории без любви

Но это лишь внешняя сторона, очень впечатляющая, выигрышная. А существуют еще и сокрытые от посторонних глаз проблемы, доступные пониманию лишь немногих специалистов. Например, процесс освоения. На таких гигантах, как «Уралмаш» или ЗИЛ, создание новой машины растянуто во времени. Там новый грузовик или экскаватор годами делают. И технологический цикл в конце концов отлаживается с точностью электронных часов. А на опытном заводе ИЭС весь коллектив от ученика-сборщика до директора каждый месяц переживает все тяготы освоения. Новые машины, новые приборы, новые установки. Максимум, на что можно рассчитывать, — это на выпуск нескольких опытных образцов. А потом опять новые чертежи, новые заботы, хлопоты со снабжением...

Формально завод — предприятие Института электросварки Академии наук Украины. Значит, и материалы все идут через Центрснаб Академии наук СССР. В титульном листе этой организации Опытный завод занимает третье место. Львиную долю кабеля или подшипников требует из лимитов Академснаба хозяйство Асаянца. Когда он приезжает в Москву с заявками, то деятели Академснаба ему корректно, но резко заявляют: «Вы берете наши ресурсы и перекачиваете их в союзную промышленность».

Можно подумать, что он себе берет и кабель, и подшипники, и многое другое... Уникальное предприятие требует и уникальных действий от каждого. Особенно от директора. Не случайно сам Патон в шутку назвал вполне комфортабельное вертящееся кресло в кабинете Асаянца вибростендом. Поток повседневных забот, дел, требовательных «надо» заставляет быть готовым к любым неожиданностям, держит в постоянном напряжении...

— И все-таки, как ни прискорбно, но придется все же назвать конечные сроки доводки К-700, Григорий Багратович.

Насмешливый голос академика прервал мысленный экскурс Асаянца в прошлое. Есть у Патона это свойство: упорно и методично «дожать» человека, не дать ему промолчать, уйти от конкретного ответа.

И Асаянц, с чувством вздохнув, произнес:

— Думаю, что на этот раз создатели К-700 назвали приемлемые сроки. На подчистку всех хвостов потребуется полгода, не меньше.

— Так и запишем. Через шесть месяцев К-700 должна уйти на полигон. Ответственные за это — Асаянц, Кучук-Яценко и Сахарнов...

В аэропорту Орли, куда самолет из Москвы доставил патоновцев, таможенник равнодушно отложил лупоглазых сувенирных матрешек в сторону, не стал разнимать их, чтобы проверить, не везут ли советские ученые в подарок что-нибудь крамольное.

Тулуза встретила гостей из Киева нудным теплым дождем и длинным, утомительным совещанием. «Аракс» в контейнере уже был доставлен сюда, на берег Гаронны, и теперь терпеливо стоял в одном из залов Национального центра космических исследований Франции. Ждал, когда его наконец-то распакуют, освободят от этих деревянных доспехов, по которым разбежались черные, броские надписи на русском и французском языках: «Осторожно! Не кантовать! Верх!»

Перед отправкой пришлось основательно потрудиться инструментальному цеху опытного завода. Делали особый инструмент для сборки и отладки аппарата. Еще в Киеве представитель французских исследователей скептически заметил: «Спутники-то вы делаете, научились. А вот инструмент к ним...» На этот раз все эти ключи и отвертки были на высшем уровне. Но французов они все же не удивили, хотя Шелягин заметил, что многие механики с завистью поглядывали на сверкающее хромом и никелем инструментальное великолепие. Удивил аппарат, его компоновка и отделка. Он внушительно стоял на специальном постаменте посреди одного из залов, нацелив на окружающих жерла электронных пушек. К «Араксу» стихийно началось паломничество ученых и журналистов. В зале стоял плотный гул от быстрой, темпераментной французской речи. Молниями вспыхивали блицы фотоаппаратов.

Шелягин, Назаренко и другие члены делегации патоновцев сдержанно давали пояснения. Начальник проекта с французской стороны Жюль Шарль, седой невысокий крепыш, примерно одних лет с Назаренко, кружил по залу, перемещаясь от одной группы посетителей к другой. Время от времени подходил к Назаренко или Шелягину и выпаливал в них очередной восторженной фразой, которую быстро повторял переводчик: «Друзья! Успех! Полный, безоговорочный успех!»

Так продолжалось три дня. Постепенно поток посетителей иссяк. «Аракс» перестал быть сенсацией. Начались рабочие будни, с затяжными совещаниями, под стать нудному устойчивому дождю. На первом этапе аппарат должен был пройти механические испытания. И методике их проведения были посвящены эти долгие, непривычные и утомительные споры с администрацией всего проекта. Заместитель Шарля Алан Хисмен, которого патоновцы в разговорах уже называли Алан Гинович (поскольку отец носил имя Ги), вел совещание так, словно сидел за столом в ресторане и выбирал меню для торжественной трапезы. Он прямо-таки священнодействовал. И заурядный вопрос о подаче к инжектору воды для испытаний вдруг вырос в проблему, на разрешение которой потребовалось часа два. Они слушали многозначительные предельно корректные споры о диаметре шлангов, типах зажимов, креплениях наконечников и вспоминали мобильные, стремительные и в то же время исчерпывающие совещания в институте. Там тоже были споры, да какие! Но там никому не пришло бы в голову обсуждать многие часы вопрос о диаметре шлангов. Поражала предельная, какая-то очень узкая специализация сотрудников. Один был докой по шлангам — и только. Выступая, он перечислял параметры сечения так быстро, уверенно, что переводчик не поспевал за ним. Когда же кто-то из патоновцев задал ему вопрос о зажимах, он ответил, что это уже не его область, а коллеги, который выступит позже. С французской стороны присутствовало на совещании десять человек.

Когда совещание перевалило «экватор» и слово взял уже шестой сотрудник КНЕСа [2] Национальный центр космических исследований Франции. , Шелягин шепотом заметил Назаренко:

— Олег, ты помнишь, сколько мы совещались с тобой, когда я пришел с соображениями по «Араксу»?

— Помню. Часа полтора, не больше. Терпи, ты здесь гость.

— Я терплю. Сил нет, а терплю. Как ты думаешь, за сегодняшний день кончим?

— Должны. Иначе времени не останется на испытания. У нас всего две недели. Три дня ушло на посетителей. Сегодняшний — тоже пропал. Кончится это сидение, я поговорю с Шарлем...

В сумерках, перекусив в отеле, они пошли осматривать город. Дождь кончился еще днем, пока шло заседание, и теперь они неторопливо брели по улочкам, сверяясь с рекламной картой туристского проспекта, па которой было обозначено двадцать архитектурных достопримечательностей и памятников, заслуживающих внимания. Путь их лежал к собору, древнему и величественному, островерхий шпиль которого поднимался над городом. Собор был знаменит старинной, еще времен крестовых походов, реликвией, по преданию, помогающей исцелению.