Семен Бытовой - Поезд пришел на Тумнин

Николай Павлович расспрашивал орочей, не знают ли они местонахождения глины. Орочи недоуменно пожимали плечами, не понимая, чего от них хочет учитель.

— Такая земля липкая. Она бывает красная и серая, — объяснял он.

— Однако не знаем, — равнодушно отвечали орочи, удивляясь, зачем понадобилась липкая земля Николаю Павловичу.

Тогда Николай Павлович решил сам отправиться на поиски глины вместе со старшими школьниками. Кирилл Батум, Александр Мулинка, Ким Пунадинка и другие ребята не хуже старых охотников знали тайгу. К тому же они отлично управляли долблеными лодками, умели водить их через самые быстрые перекаты.

Снарядили две ульмагды. «Экспедиция» двинулась в путь, вниз по Тумнину. Там, где водой размыло берега, Николай Павлович останавливался, рассматривал почву.

Глина была найдена у таежного ключа Куту. Глины было так много, что учитель удивился, почему орочи не знали о ней. Больше чем на полкилометра тянулась красноватая полоса земли вдоль серебристого ключа. Здесь и вырос маленький кирпичный заводик, о котором так много было впоследствии разговоров. Под руководством Николая Павловича школьники формовали кирпич и обжигали его на кострах. Опыт удался. Неделю спустя сельский совет направил к таежному ключу целую бригаду.

Всю осень орочи гнали шестами против течения свои ульмагды, тяжело груженные кирпичом.

Были сложены новые печи в школе, в больнице, оборудована пекарня. Во многих домах, вместо грязных железных бочек, появились настоящие русские печи, теплые и удобные. Из школьных классов навсегда исчезли дым и копоть. Это радовало учителя. Желающих посещать ликбез стало вдвое больше. Пришлось разбить их на две группы. С одной занимался Николай Павлович, со второй — в ней были главным образом женщины — Валентина Федоровна и Анастасия Петровна.

С приездом Сидоровых молодая учительница, тихая, белокурая девушка с голубыми глазами, перестала думать об отъезде из стойбища, хотя договор у нее уже кончился. Когда Николай Павлович напомнил ей об этом, Анастасия Петровна ответила:

— Мне кажется, что я только вчера приехала в Уську-Орочскую! В другое место меня не тянет. Я останусь с вами.

Как только наступали сумерки, орочи шли на занятия. Каждый давно знал свое место за партой, у каждого были свой букварь, свои тетрадки, в косую линейку — для письма и в клетку — для арифметики, карандаш и перо. Приходили на урок даже старики и старухи, среди которых была и столетняя бабушка Акунка.

Удивительно вели себя орочи на уроке. Бесстрашные охотники, ходившие в одиночку на медведя, снимавшие выстрелом в глаз суетливых белок с высоких кедровых вершин; мужественные мореходы, выходившие в открытое море на своих утлых долбленых лодках во время осенних штормов, — тут в классе, в тишине, в тепле, при свете больших керосиновых ламп, становились робкими, застенчивыми, как дети.

— Сидор Иванович, прочтите то, что написано на доске, — говорил учитель пожилому охотнику.

Сидор Иванович откидывал крышку парты, вставал и, переминаясь с ноги на ногу, отвечал:

— Москва, однако!

— «Однако» тут не написано, только «Москва»! — поправлял Николай Павлович. — Москва!

— Москва, конечно! — повторял Сидор Иванович.

— Москва — столица нашей родины! — диктовал учитель медленно, по складам. Он терпеливо ждал, когда все запишут, повторяя фразу по восемь — десять раз. Когда у кого-нибудь не выходила та или иная буква, Николай Павлович брал кисть руки ученика своей рукой и вместе с ним выводил букву.

Орочи учили русский язык, арифметику, географию и жизнь родной страны.

Многие не знали, что земля круглая и вертится, и очень удивились, когда учитель рассказал им об этом.

— Страшно! — говорил Федор Бисянка, почесывая затылок и моргая испуганными глазами. Когда же Николай Павлович успокоил его, то Бисянка даже подтвердил, что земля вертится: — Бывает, конечно, идешь в тайгу, а голова кружится, ничего не видно.

— Это происходит у вас от слабости, — пряча улыбку, объяснял учитель. — Утром ничего не едите, только курите. Вот голова и кружится.

Бисянка отводил смущенный взгляд.

Николай Павлович давал каждому подержать глобус. Орочи, повертев картонный шар вокруг оси, с величайшим почтением возвращали его учителю.

Михаил Петрович Намунка, председатель сельского совета, очень старался в учебе. Он знал уже цифры до ста, по складам немного читал. С трудом, но расписывался под справками, которые выдавали орочам в сельском совете.

Как-то Михаила Петровича вызвали в райком партии с докладом. Взволнованный, он прибежал домой к Николаю Павловичу, посоветоваться, как ему быть.

— Может, не ехать? — спросил он, и сам испугался своих слов. — Доклад делать — сколько читать-писать нужно!..

Николай Павлович встревожился не меньше Намунки. Он уже решил было ехать с ним вместе, но пока ничего не говорил об этом.

— Подумаем, как быть, — сказал он. — Нельзя не ехать. Много важных вопросов необходимо решить. А доклад?.. Попробуем подготовить подробный доклад.

Намунка молчал. В голове его рождались мысли, одна тревожнее другой, и вдруг пришла одна — очень, казалось, правильная. Михаил Петрович облегченно вздохнул.

— Может, Александр Лазаревич поедет? Он член сельского совета. Грамотный много больше.

— Поедете вы, Михаил Петрович. А я вам помогу подготовиться, — ободряюще заявил Николай Павлович.

— Тогда ничего, конечно! — произнес Намунка, с благодарностью взглянув на учителя.

Михаил Петрович от Сидорова не шел, а почти бежал и, занятый думами, не заметил, как очутился на берегу Тумнина. Обнаружив ошибку, он, однако, не пожалел о ней. Ему захотелось остаться наедине с собой, получше разобраться в своих мыслях и чувствах.

«Как хорошо, — размышлял он, — что Николай Павлович живет с нами. Партия, советская власть знали, кого прислать в стойбище. Спасибо им. Мало, конечно, русских людей живет в Уське. Пять человек всего. Нужно много больше».

Михаил Петрович решил, что скажет это в своем докладе. С каждым днем все больше орочей начинают жить по-новому. Счастье навсегда поселилось в их домах. Теперь многие с удивлением вспоминают свою прошлую жизнь. Все глядят в будущее, в завтра. Не все еще, правда, идет хорошо. Есть ошибки, чего там. От старого как будто ушли далеко, но не все еще по-новому думают. У Софьи Дюанки в комнате кровати есть, а спят Дюанки на полу. То же самое у Елизара Ауканки. С вечера ложится на кровать, а как стемнеет — на пол ляжет, а утром, чуть свет, опять на кровать забирается. И у других, конечно, есть недостатки. Много работать нужно, пока все по-новому думать будут. Зато охота идет хорошо. Рыбная ловля тоже ничего идет. Много сдаем государству пушнины, рыбы, у орочей денег немало есть. Что хочешь купить можно в лавке. Сколько ни покупай, все равно деньги остаются. Мука есть, сахар, чай, соль, спички, керосин, табак... Одежду шить тоже какую угодно можно. Сукно, сатин, даба, чертова кожа, ситец — все есть. Посуду какую привезли — сразу раскупили женщины. Детишки? Пожалуйста — и детишки живут хорошо. Всегда в интернате сыты, здоровы, в школу все ходят. Чего еще надо?!