Ахмедхан Абу-Бакар - Опасная тропа

— Ты лучше спроси, когда я отдыхал, уважаемый Ражбадин.

— Как когда? По-моему, ты каждый год в такое время выезжал в город.

— Это на повышение, а не на отдых… Дома у меня нехватки, уважаемый Ражбадин, того нет, этого нет…

— Телевизор детям купил?

— Нет. До этого много чего надо. Жена-то не ропщет, — замечаю я, вовремя вспомнив о том, что моя жена, моя Патимат, приходится родственницей этому Ражбадину из рода Иванхал.

— Не ропщет, говоришь? Это хорошо, — глубоко вздохнув, говорит директор, и в этом я уловил его невысказанную боль и сожаление, видимо, что-то неладно у него дома. Как говорится, без ветра и камыш не шумит. Раз люди поговаривают, что Анай доводит его, то и в самом деле есть в этом доля правды.

— Но я вижу, что ей очень трудно концы с концами сводить. Хочу подзаработать немного.

— У тебя же каникулы?

— Вот именно, на каникулах и хочу поработать, заняться делом.

— И где же ты думаешь выщипать деньгу?

— Как где? У тебя, директор. На твоей стройке.

— На стройке, учитель?.. И что же ты думаешь делать?

— Мне все равно, что попадется. По-моему, ты говорил, что на стройке рабочих рук не хватает.

— Да, это правда, — вмешивается в наш разговор толстяк, облизывая жирные пальцы.

— Ты же познакомился со строителями… Это Хафиз, председатель объединения, он нередко бывает здесь. Акраба ты тоже знаешь, он начальник нашего стройучастка.

— Найдется, — проговорил толстяк, бросил взгляд на Акраба. — Ты помоги человеку устроиться, — и толстяк глянул в мою сторону с видом, мол, вот я какой, хотя я тебе не по душе, но помочь я тебе помогу. И взгляд его будто ожидал от меня ответа. Я благодарно поклонился ему.

— Найдем, поищем, — с готовностью отвечает Акраб.

— Мы скоро будем принимать здесь и студенческий стройотряд… — добавил толстяк. — По твоей просьбе, Ражбадин.

— Спасибо. Это будет большая нам подмога.

— Одна морока с этими студентами, — бросает Акраб, запивая вином горячее мясо. — И зачем только понадобилась они?

Видно было, что начальнику стройучастка совсем некстати эти студенты.

— Э, не говори, они помогут, выстроят хотя бы здание детского комбината, — и директор поворачивается ко мне. — Ну что же, буду рад помочь, дорогой Мубарак, приходи в контору, договоримся, — дружелюбно улыбается мне директор.

— Спасибо, Ражбадин, спасибо, — то ли от доброго ко мне внимания, то ли от доброго вина у меня настроение улучшилось и я добавил: — Надеюсь, что ты меня не подведешь?..

— Разве Усатый Ражбадин из рода Иван кого-нибудь когда-либо подводил? — хвастливо заявляет наш Усатый Ражбадин. — Да, Мубарак, я тебя понимаю, трудно тебе, семья большая. Слушай, а может быть, от совхоза тебе оказать какую-нибудь помощь, от профсоюза или от дирекции?

— Правильный ты человек, Иван, — замечает Кужак. Да, люди постарше иногда нашего Ражбадина называют и Иваном. — Почему не помочь человеку, когда есть возможность…

Долго еще что-то объяснял Кужак, вытирая полотенцем вспотевшую лысину, а я, чувствуя, что мне неловко и даже обидно, краснел от того, что директор превратно понял мое желание. Помочь с работой я просил не для того, чтобы он делал такие выводы. Я не нищий и не хочу подаяния, даже если это исходит от солидного совхоза.

— Не надо, директор… — выговорил я многозначительно и, поняв меня, Усатый Ражбадин поспешил перевести разговор на другую тему…

— Ты на меня не обижайся, — в сыновья ты мне годишься. Не только тебе трудно, многим учителям трудно. Раньше всем помогали, а теперь не можем… все накопления идут на стройку. Комплекс-то животноводческий, строится за счет совхоза, правда, дотация солидная… — И довольный Ражбадин указательным пальцем хлопает себя по носу. — Меня считают хвастуном. Пусть, я делом хвастаюсь, делом, друзья. На десять-двадцать лет вперед я вижу жизнь, и хорошая она будет. Эй, Кужак, прекрати ты свои «спроси меня…» и налей-ка вина. Выпьем за жизнь и разойдемся. Мне ведь надо еще побывать на выпускном вечере.

Может быть, таким и должен быть хозяин совхоза, уверенным в себе и в своих делах, иначе столько лет не проработал бы он на этой должности, тем более, что немало недовольных им и его деятельностью. Но у Ражбадина большая поддержка: в районе, в городе, где многие о нем говорят «наш Ражбадин» и со многими он хорошо знаком. И он откровенно на одном собрании говорил рабочим совхоза. Мне запомнились его слова: «Я знаю, некоторые из вас мною недовольны, может быть, даже большинство. Но я очень прошу не торопиться с выводами. Все-таки, как-никак и председателем колхоза и директором совхоза я уже больше семнадцати лет, а пять лет мне понадобилось на то, чтобы я мог узнать ходы и выходы, узнать людей, от которых зависело, быть может, многое в смысле улучшения состояния нашего хозяйства. И вы, надеюсь, не думаете, что только одни ваши усилия вывели совхоз в передовые. Нет, дорогие мои, без содействия и внимания ко мне, в первую очередь тех людей в районе и в городе, ничего бы от наших усилий не вышло. Пять правительственных наград и пятнадцать выговоров я получил, чтоб поднять вместе с вами совхоз, и во всем в ответе я, не вы… И вот что получается: допустим, вы не пожелаете меня, найдете другого… И тому, кого вы найдете, потребуется пять лет, чтобы разобраться в этой сложной жизни, что к чему. Пять лет застоя для нашего совхоза — это равноценно возврату к прошлой нашей отсталости и тяжести громадного долга государству. Подумайте».

И люди подумали, и не жаловались на него до тех пор, пока он не затеял это вот огромное дело со строительством.

— И все-таки из такого комплекса ничего не выйдет, — машет пальцем Хаттайла Абакар, — ничего путного. Ты спроси, спроси меня, почему я так говорю…

— Не спрошу, дорогой, ничего нового ты не скажешь, все за и против давно взвешены. И проект я выбрал из самых облегченных конструкций, учитывая условия и микроклимат нашей долины… А это мне стоило немалой нервотрепки, просьб и унижений. И я, как видите, угадал… Вы думаете, это вам я строю животноводческий комплекс, мясо-молочный завод? Нет, это в первую очередь я строю себе памятник, да, да, хоть один из потомков помянет меня добрым словом и скажет: «А сколько пота и крови стоило Усатому Ражбадину первым в горах создать этот завод». Нет, не вам я строю его, а детям нашим, что?, они жили, как в городе…

Слушая его, я понимал: да, затея его серьезная, иначе как он мог выйти победителем из всех этих анонимок, выговоров на бюро райкома, где, говорят, на последнем обсуждении его вопроса он сказал: «И дайте вы мне самый большой выговор и оставьте меня в покое до завершения начатой стройки».

Люди разное говорят о нем, что он черств, груб, что никогда не узнаешь, каким ты уйдешь от него, то бывает нежданно внимателен и щедр, то делается грубым и неприступным. Но все знают одно, что человек он знающий и деловой. А на вид, тем более, солидный, представительный, ладно сложенный, хотя из огромной глыбы будто обтесали его, а усы — это украшение его лица, пышные.