Ахмедхан Абу-Бакар - Опасная тропа

— Так бы и сказал, а то мямлишь черт знает что… Если по делу, не советую сейчас к нему! Не в настроении он…

— Я издалека, он мне очень нужен.

— Дядя Афанасий, дядя Афанасий! — закричал Валентин, входя в цех.

Алибек из далекого горного аула Давлаши. После школы служил в армии, вернулся, попробовал поступить в политехнический, но тщетно, и вот волею случая явился сюда. Из дверей шумного цеха выходит худощавый, в синей спецовке, с прицепившимися к одежде стружками мужчина лет пятидесяти. Вид у него усталый, под кепкой на ухе красный карандаш. Не спеша достает из кармана пачку сигарет, прикуривает, не без любопытства оглядывая с ног до головы странного парня в папахе.

— Это вы Уста-Афанасий? — спрашивает Алибек недоуменно. По рассказам отца он думал увидеть перед собой необыкновенного человека, а этот — самый заурядный…

— Да, я Афанасий.

— Здравствуйте, меня отец послал к вам, — спешит объяснить Алибек.

— Какой отец?

— Я из Давлаши, — парень протягивает бумажку. Мастер берет записку, разворачивает и, пробежав, смотрит на парня. Алибек ожидал в его лице каких-либо перемен, но ничего не произошло.

— Штрафник, значит?

— Что? — не понял Алибек.

— В институт, говорю, не попал? Что-то не помню отца твоего…

— Как же, почтенный Уста, — растерянно разводит руками парень, даже неловко ему стало. — Он о вас всем рассказывает, всем хвалится знакомством с вами. Вас он очень хорошо помнит, Уста-Афанасий.

— Это в Давлаши, по-моему, строится лучший Дворец культуры по грузинскому проекту, да?

— Да-да, у нас…

— И ты решил работать? И тебе, конечно, все равно, где работать и что делать?

— Почему? Отец мне сказал, что Уста-Афанасий из меня человека сделает, — простодушно объясняет парень, почесав затылок и вызвав еле заметную улыбку у мастера.

— Так и сказал? Ты вот осмотрись, что к чему, даю тебе два дня на размышление. Это вот наш цех, ребята у нас неплохие… Если тебе на самом деле станет по душе наше дело, да-да, чтоб это было не на время, а на всю жизнь, если ты утвердишься в этом — пожалуйста, я попрошу, чтоб тебя определили. Надеюсь, ты понимаешь меня?

Алибек не ожидал такой холодной встречи после стольких восторженных напутствий отца и застыл в недоумении. Он даже посмел упрекнуть в душе отца за предрасположенность к человеку, который его даже не помнит. Как это мог отец ошибиться в человеке? Да, парень был не на шутку разочарован.

— Тебя Алибек звать?

— Да, Алибек.

— Кончится рабочий день, вместе пойдем домой. А пока помоги Валентину отнести готовые рамы на склад, — и мастер показал на долговязого.

Алибек, чуть приободренный, быстро скинул свой немного помятый вельветовый пиджак, положил на доски и папаху снял, и рубашку, обнаружив крепко сложенное, мускулистое тело в бронзовом альпийском загаре. Поплевал на ладони, как бывало в детстве, когда при стрижке овец помогал отцу. Уста-Афанасий довольным взглядом окинул его: «Вот это руки! К ним еще и пытливая голова — и выйдет человек… Сможешь ты гордиться, Усман, своим сыном…»

Уста-Афанасий хорошо знал его отца; но не хотел выдавать себя, а то черт знает что возомнит этот парень. А как же Уста-Афанасий мог не знать Усмана, когда он, осиротевший в годы войны, воспитывался вместе с Усманом в одной сакле у тети Усмана в ауле Давлаши, что за Дербентом в Джалганских горах. И школу они вместе окончили, а после… разбрелись кто куда. В прошлом году Уста-Афанасий встретился с отцом этого парня в ауле Давлаши, где строится лучший Дворец культуры, и было им о чем вспомнить, только времени не нашлось у гостя зайти в саклю к Усману.

— Как-нибудь в другой раз, дорогой Усман, — машина наша уезжает, и я не волен остаться. Будешь в городе, заходи.

— Как ты ко мне, так и я к тебе, — с досадой проговорил тогда Усман.

— Не сердись, старина. Может быть, осенью удастся приехать, вот тогда…

Вот так они расстались в прошлом году, и Уста-Афанасию не пришлось осенью поехать вновь в Давлаши. Но оттого, что друзья видятся редко, разве они перестают быть друзьями?

Уста-Афанасий — авторитет. Его знают во всем городе. И если хотят сказать о строительном управлении, говорят — не там, где начальник такой-то или где прораб, главный инженер такие-то, а там, где наш Уста-Афанасий.

«Это дело рук такого-то Уста, жаль, чтоб такие руки покоились в земле, очень жаль, — говорят горцы, вспоминая о том или другом знаменитом мастере, чьи дела восхищают людей долго и после смерти, и добавляют: — Но не оскудела наша земля на такие руки. Дай бог ему здоровья, Уста-Афанасий тоже такой же изобретательный, такой же славный мастер, умеет из дерева рождать сказку. Вы видели марши основных лестниц и ограждения веранд, перила из строганого леса в новом здании ковровой фабрики? Отлично сработано, просто любо глядеть…» И часто обращаются горцы к этому мастеру своего дела, когда он бывает в горных аулах, — а в горах он бывает нередко, потому что во многих аулах есть стройки, подведомственные этому строительному управлению, такие как ковровые фабрики, комбинаты художественных изделий, индивидуальные жилые дома в новых поселках.

Много лестного и доброго слышал я о нем от людей, и мне доводилось видеть Уста-Афанасия за работой. Не спеша, тщательно отбирая доски, измеряя и отмечая своим красным карандашом, он стелил полы, подбивал потолки, строил перегородки, подгоняя не гвоздями, а, как положено, доска в доску. Хотя движения его казались замедленными, но работу за день делал за двоих.

Приятно было сознавать, что перед тобой мастер, на самом деле достойный хвалы, и что люди не ошиблись, дополнив его имя словом «Уста».

Пригляделся Уста-Афанасий к сыну своего друга, и пришелся он ему по душе. Может, присущей сельскому парню скромностью, уважением к старшим, может, умением слушать и понимать собеседника, а может быть, иными, видными только ему, Афанасию, качествами, кто знает. Может быть, он напоминал ему отца и молодость… В этом парне было удивительное стремление до самых тонкостей постичь тайну ремесла. Делал дело он увлеченно, и, что приятно удивило учителя, никогда не бросал его, не доведя до конца. А это редкое качество.

У учителя и ученика не все, конечно, проходило гладко, бывали и огорчения. Но дядя Афанасий по натуре своей не злой и не вредный человек, огорчится, возмутится, а быстро отходит. Великодушное у Уста-Афанасия сердце. Да и долг перед другом своим, который доверил ему воспитание сына, неотступно ощущал он в себе.

Все началось с простой рамы, да-да, с обычной оконной рамы. Но чтоб сделать ее прочной и красивой, много пота пришлось пролить Алибеку, даже было отчаялся, поранил руки, чуть не расплющил под молотком палец, и, конечно, об этом никому он не сказал, хоть слезы брызнули из глаз. Но когда удалась ему рама, когда она при ударе не скривилась, не сплющилась, радости не было конца… не описать и не рассказать…