Ахмедхан Абу-Бакар - Опасная тропа

Следующий день в моей жизни оказался еще более суматошным. После завтрака, расцеловав младшего Хасана и улыбнувшись жене, которая пожелала мне удачи, я вышел из дому и первым долгом направился к дому Труд-Хажи. Он живет неподалеку от школы и озера верхнего аула. Я не зашел к нему домой, откровенно скажу, не люблю ходить к людям, а вот когда ко мне приходят — бываю рад. Мне бывает неловко у чужих, места себе не нахожу, чувствую себя скованным и разговор мой не клеится. И соседям надоедаю тем, что их переспрашиваю: «А? что вы сказали? как? почему?» Из-за этого людям порой кажется, что я необщительный и замкнутый. Да и хозяек не люблю беспокоить, мужей-узурпаторов не люблю, когда они гоняют жен: «Это не так сделала, то не так». И чувствую себя очень виноватым, словно это я заставляю их мужей быть такими жестокими.

Труд-Хажи вышел без двадцати восемь, ровно в восемь у них на стройке начинается работа. Строительные работы ему хорошо знакомы, многие годы трудится он на стройках. Как я отметил про себя, сегодня у него был важный и неприступный вид — мне это сразу не понравилось.

— Мубарак, доброе утро. Почему не зашел, чайку бы попил, — сказал он, закуривая свою неизменную сигарету «Ту-134», другие он не курит. — Проклятое зелье, бросить никак не могу, если и это брошу, что тогда мне остается делать? Ты завтракал?

— Да, я дома поел, — по-приятельски говорю я. — Директор говорил — на бетономешалку можно устроиться…

— А ты знаешь, что это такое?

— Нет, не имею понятия.

— Еще три бетономешалки поставили, студентов надо обеспечить и бетоном, и раствором… Ой, что будет на стройке сегодня, кавардак, — говорит Труд-Хажи, задумавшись о чем-то своем. Вдруг он стал считать на пальцах: — Студенты едут — раз, все начальство ПМК едет — два, и министр…

Черт возьми, какое мне дело до их министра и начальства, зачем он мне это говорит? Что он, не понимает, о чем я говорю? Теперь стало мне ясно сетование людей: «Не дай бог обратиться с просьбой к начальству, простую справку получить невозможно без нервотрепки».

— Как же насчет работы, уважаемый Труд-Хажи?

— Как? Я разве могу что-нибудь решить? Вот когда я был начальником — решал… А теперь что, приехал «Ассаламуалейкум», даже лопаты, да что там лопаты, перчатки рабочим не могу выдать — все под ключом, а ключи у него. И, по-моему, у тебя ничего не выйдет, — с каким-то безразличием и равнодушием проговорил он.

— И что же ты мне посоветуешь? — сдерживаю себя, чтобы не взорваться. — Думаешь, не стоит просить начальника стройучастка?

— Почему же, попытайся. Попытка — не пытка. Ты же ничего не теряешь, — глупо разинув рот, уставился он на меня.

— Я теряю время и деньги, понимаешь ты?!.

— Какое время и какие деньги? У тебя же каникулы… — смеется Труд-Хажи, глядя в сторону холодными глазами, будто забавляясь моим негодованием.

Говорят, тот самый несчастный, кто в несчастье не стоек. И я сдерживаю себя, чтоб не сделаться еще более несчастным и жалким. И неужели ему приятно видеть меня перед собой таким беспомощным, просящим, умоляющим? Я напрягаюсь, я держу себя в кулаке, хотя мне неприятно, даже противно. И вот так, продолжая никчемный раздражительный разговор, мы с этим неузнаваемо изменившимся прорабом Труд-Хажи идем уже через строящийся новый поселок, мимо трех деревьев. Говорят, это отец, мать и дитя растут, сплетя свои ветви.

Зависть, обида, злоба — все смешалось в моей душе. Да, с завистью гляжу на тех, кто строит дома на новом месте. Что это со мной? Никогда ни к кому я раньше не испытывал такого чувства. Мы идем по уже ставшей заметной будущей улице.

И вдруг мы с Труд-Хажи уперлись в новый дом, весной еще его здесь не было. Он своим приветливым светлым видом отличался от всех строящихся домов. Фундамент дома до самого цоколя оштукатурен и отдавал синим оттенком. Дом двухэтажный, с широкими по всей солнечной стороне верандами. Крыша, видно, покрытая плитами, была плоской. В этом радующем глаз проекте были учтены архитектурные особенности горской застройки и в то же время дом компактен и аккуратен. Не этот ли дом, который наш директор якобы строит для себя? Не об этом ли доме столько разговоров в ауле? И я спрашиваю у прораба:

— А это что за дом?

— Да, хороший дом. Это образцовый дом. Вот такие дома должны были строить все в новом поселке, но разве переупрямишь этих ослов, которые возводят дома по дедовским проектам. Хочешь посмотреть?

— Если можно, с удовольствием, — говорю я и следую за ним в дом.

Светлая большая прихожая, здесь же лестничный марш на второй этаж. Дощатая лестница с перилами привлекла мое внимание. Понравилась мне она. Труд-Хажи демонстрировал передо мной все, открывая и закрывая двери. На первом этаже была просторная гостиная, детская, кухня, ванная и туалет, а на втором этаже спальни и кабинет. И все внутри оштукатурено, побелено, все как в городе. Никогда я не думал, что и в горах так можно строить. Особенно эти ровные белые углы и ровные стены комнат, чего не увидишь нигде в старых саклях, где все вкривь и вкось. «Вот, — подумал я, — дом, с которого можно скопировать проект, если, дай-то бог, предоставится возможность построить себе». Все комнаты светлые, внутреннее отопление, свет, просто одно удовольствие. И дурное мое настроение вдруг рассеялось после мысли, что кто-то из счастливых будет жить в этом доме.

— И сколько же такой дом стоит? — робко спрашиваю я.

— Что, хочешь купить? — смеется Труд-Хажи.

— Просто спрашиваю, откуда у меня столько сбережений…

— Не менее двадцати тысяч…

— Угу! Стоит, стоит… И Ражбадин строит его себе?

— Сплетни людские. Это, друг, образцовый дом, чтоб люди видели, как и какие следовало бы строить дома.

— Но кто-то же будет жить здесь?

— Конечно. Если кто выложит двадцать тысяч, пожалуйста, вселяйся и живи. Хотя, я слышал, директор хочет оставить его за совхозом, для приема почетных гостей.

Да, не дом, а мечта! И я, прежде чем покинуть его, остановился в прихожей, глядя на эту лестницу, и представил вдруг себе, что по ней поднимаются наверх мои дети, моя жена, и вдруг вижу, как младший мой неугомонный Хасан слетает с лестницы. «Осторожно, сынок, ушибся, что же ты!..» Оказывается, я произнес эти слова вслух, так что Труд-Хажи недоуменно посмотрел в мою сторону. И я покраснел. А вокруг дома место, где можно разбить палисадник, посадить деревья, развести цветы. Я не могу глаз оторвать от этого дома… И успокаиваю себя мыслью: хорошо, что есть такое, о чем можно помечтать, даже если это для тебя недосягаемая мечта. Кто-то же из сельчан будет жить в таком доме, пусть, пусть все живут, пусть у всех будут такие условия, может быть, тогда счастье такое и моей семье улыбнется.