Ахмедхан Абу-Бакар - Опасная тропа

— Ярким пережитком назвала тебя мама!

И от смеха присутствующих на гудекане горцев, говорят, раскололась скала, на которой сидел незадачливый Ибрала Гал.

Самодеятельные артисты аула, студенты и студентки, готовящиеся принять сегодня участие в концерте, после торжественной части суетились в коридоре за застекленной верандой школы. Прерывисто доносились звуки перебираемых струн, звуки зурны и аккордеона, гитары и бубна. Веселая пестрота одежды присуща моему аулу в отличие от соседних. Джигиты в бравом наряде — в черкесках со всеми атрибутами, газырями и кинжалами, девушки в старых нарядах, блестят многочисленные украшения на них, серебристый звон доносится до людей. Еще мелькали за стеклом рыцари в татуированных масках и средневековых доспехах — это исполнители боевого танца. Люди уже переговаривались между собой, дети не слушали, пора было завершить торжественную часть. И в это самое время Усатый Ражбадин потребовал тишины и сообщил: «Дорогие товарищи, есть еще одна приятная новость…». Все умолкли.

— Сельчане, гости, друзья, сегодня мы в парткоме, — повернулся директор совхоза и посмотрел на парторга Джабраила, а тот утвердительно кивнул головой, — на заседании обсудили еще один вопрос. Вы, уважаемые, знаете, что на новом месте, там, где будет новый поселок городского типа, там, где уже многие строят себе новые дома, мы построили образцовый типовой дом. По-моему, все его видели и всем он пришелся по душе…

— Вот такие бы всем… — слышу я рядом голос. Это соседи говорили между собой.

— Хороший дом, жить в таком доме — одно удовольствие.

— Дорого.

— Ничего не дорого. Тем, кто будет строить такие дома, выделяют ссуду на десять лет…

— Разве?

— Да, точно, ты нашего Усатого спроси.

— Откровенно скажу, почтенные, — продолжал директор совхоза, — и мне он очень нравится. — Усмехнулся Ражбадин, погладил усы, поднял голову, оглядел сидящих и стоящих на площади людей. — Кое-кто из вас, конечно, поговаривал уже, что я этот дом строю себе, даже кто-то анонимку сочинил в райком, но я не в обиде. Скажу откровенно, я бы не отказался жить в таком доме. По-моему, и я заслуживаю таких условий, но и до меня дойдет очередь. Вы знаете, уважаемые, что многие, которые были против стройки, сегодня признаются в том, что они ошибались и каждый в отдельности пожимает мне руку. Да, признаться в своей ошибке — тоже мужество. Будет комплекс, сельчане, будет новый современный городок в горах, будет там у каждого свой дом, в этом уже никто не сомневается. Вот такой, значит, баклажан, братцы. И вот на заседании парткома коммунисты, по предложению нашего парторга Джабраила, решили вселить в этот образцовый дом семью нашего учителя, проработавшего в школе и учившего наших детей более чем двадцать лет, семью нашего Мубарака…

— Что? — неожиданно для самого себя подпрыгнул я, услышав свое имя.

— Что он говорит? — уставилась на меня непонимающими, недоумевающими и даже немного испуганными глазами жена. Она была взволнована, и ее волнение передалось и мне.

Наступила тишина, и такая неожиданная, такая непонятная, напряженная, и в чувства нас привели грохнувшие аплодисменты, вновь поднявшие с крыши школы голубей. Все встали, а мы с женой не шелохнулись, мы были оглушены. Я смотрю на жену, а она на меня, то белеем, то краснеем и никак не можем уместить происходящее в своем сознании.

— Где он?

— Он здесь, он, кажется, того…

— Чего «того»?

— Ну, этого, от радости…

— Ха-ха-ха, Мубарак, где ты?

— Правильно, директор, да сохранишься ты среди нас…

— Очень правильно, спасибо, Ражбадин! — раздавались возгласы.

— Это самое верное решение.

— Мубарак, подойди к президиуму!

На этот раз имя мое прозвучало в своем истинном смысле «с чем тебя и поздравляем». И вижу: стоит наш директор, держит в руке ключ. Люди толкают меня, мол, чего стоишь, тебя же зовут. Оборачиваюсь к жене, а она стоит, опустив голову, растроганно трет глаза. Это так неожиданно, захватывающе радостно, но только оглядываюсь и недоумеваю: «Не ослышался ли?»

— Что же ты, мы ждем…

Я иду к президиуму, люди расступаются, пропуская меня, все аплодируют. Долгими мне показались эти десять-двенадцать шагов. Когда подошел, меня стали поздравлять, пожимать руку.

— Возьми, Мубарак, этот ключ. Желаем тебе и твоей семье светлых радостей в новом доме. Поздравляем тебя!

— И не забудь на новоселье пригласить нас!

Я потерял дар речи, стоял и кивал головой. Обеими руками парторг пожал мою руку. А обратный мой путь к жене оказался еще более долгим, все пожимали мне руку и со всех сторон неслись возгласы: «Мубарак! Мубарак!»… Что ответить людям? Как отблагодарить, чем отплатить? Слов нет, я их не нахожу. И губы мои дрожат, повторяя одно единственное слово «Спасибо!». Дети мои, поняв вдруг происшедшее, в восторге забили в ладоши. Собрав вокруг себя детей, стояла Патимат, то смеялась, то плакала, ее обнимали, успокаивали соседки Хадижа и Меседу.

— И там соседками будем, — говорила Хадижа, — скоро и мы переберемся в наш новый дом.

— Ой, это же совсем по соседству и с нами! — воскликнула Меседу, у которой все ушло на стройку и сундук уже пустой. Если, говорят, человек начал строить дом, то его он никогда не закончит, потому что обязательно найдется, что еще сделать и что переделать, а построить второй дом человеку уже жизни не хватит. А мне вот, почтенные мои, страшно повезло, вот у меня в руке ключ от дома, готового дома. А говорили, что я невезучий, что я неудачник, даже сам порой был готов в это поверить. Да нет же, я счастливейший из людей!

Начался концерт, но мои мысли были далеко… и жена все шептала мне: «Сходим сегодня же и посмотрим дом».

Светлый двухэтажный особняк, пахнущий красками и известью, олифой и сосновой смолой, с открытыми верандами на солнечной стороне, с дорожкой, посыпанной гравием, и четырехступенчатой лестницей к выходным дверям, стоит перед нами. Смотрю я на это чудо и все еще не верю. Держу в руке ключ, новый золотистый ключ.

— А, может быть, над нами пошутили, — говорит жена, — а мы и поверили?

— Ты так думаешь? И я боюсь. Но разве такие солидные, серьезные люди, как наш парторг и директор… Эх, была — не была. На, жена, вот тебе ключ, открывай дверь, и входи!

— Открой сам, я боюсь, у меня руки дрожат.

А на нас смотрят большими удивленными глазами наши дети, в их взгляде нетерпение, и радость, и сомнения, передавшиеся им от нас.

— Нет, Патимат, ты хозяйка, ты и открывай.

И она открыла дверь, дверь в новый дом, нежданно и негаданно ставший нашим, о чем я и мечтать не смел.

— Подошел ключ! — вскрикнула жена и, робко приоткрыв дверь, заглянула внутрь и почему-то обратилась: — Есть здесь кто-нибудь?