Шамиль Хазиахметов - Мир вашему дому

Юстиниан, сдерживая гнев и отчаянье, уплыл ночью в море на рыбачьей лодке. Он оглядывался на темный таманский берег, ловил глазами звезду, что светит ярче всех и которой поклоняются влюбленные, и знал, что в эту минуту на нее смотрит и его юная жена. Семь долгих лет ярко горела звезда любви для Юстиниана и Феодоры, ни на миг не разлучая их, но и не соединяя. Семь долгих лет море разделяло их, и Юстиниан, борясь за свой утраченный престол, искал не только власть, но и свою царевну. Победителем въехал Юстиниан в родной Константинополь и при ликующих криках друзей и единомышленников уселся на вновь обретенный трон. Уладив срочные дела государства, Юстиниан собрался ехать за своей женой. Помня вероломство кагана, он снарядил большой флот и поплыл через море. Каган, пышно встретив его, напомнил: «Не я ли приветил тебя, чужестранец, семь лет назад, одного, беззащитного. Зачем ты пугаешь меня своим флотом? Твоя Феодора стала плоха зрением: днем глядит за море, ночами что-то выискивает на небе. Моя сестра подарила мне племянника, а тебе сына. Звать его Тиверием. Бери их, цезарь, увози к себе домой. И помни: совсем невмоготу стало от мусульман на твоих и моих границах».

Юстиниан отплыл в тот же день в море со своей семьей. Маленький сын стоял на корабле между мамой и могущественным отцом и смотрел на приближавшуюся новую родину. «Я б тебя ждала, даже если б погасла наша звезда, — шепотом призналась Феодора. — А ты?» Византиец обернул к жене усталое, изможденное лицо и ответил: «Так много было вокруг врагов, которые гонялись за моей жизнью, как голодные собаки, что мои друзья не устают удивляться, откуда я черпал свои силы, из какого тайного колодца… Если б даже погасли все звезды, арабы завоевали мир и прогнали людей к студеным морям, и тогда бы я пересек море вплавь и нашел тебя…»

Этой истории скоро будет тысяча триста лет, но она волнует меня так, будто случилась в прошлом году, — сказал отец доверительно.

Темнота обступила их так плотно, что Гульшат не различала в лесу отдельных деревьев. Она взялась за руку отца, который безошибочно угадывал невидимую тропку. Тот замолчал, будто в классе, ожидая вопросов. Но Гульшат затихла.

Они легли спать рано и встали на рассвете. Утром отец с дочерью попрощались с родственниками и уехали на попутной машине из этого глухого лесного угла. Гульшат расставалась с родиной матери легко, без сожаления, отец же молчал и смотрел на узкую избитую дорогу без выражения на лице. На мостике через речку он ожил, всматриваясь в бетонные плиты, наверно ища и не находя следов старого свайного моста, каким он помнил его много лет назад.

Отец выглядел постаревшим, будто пробыл в этих лесных краях лет пять, не меньше. Больше он ни о чем серьезном с Гульшат не говорил.

Увидев белую двенадцатиэтажную башню своего дома, выходившего задней стеной в парк, Гульшат обрадовалась и побежала вперед. Отец видел, как к ней выбежал из подъезда Робка, в очень тесных джинсах и короткой рубашке, и властно положил руку ей на плечи. Гульшат резко отбросила руку и сказала парнишке что-то хлесткое, злое. Робка, будто обжегшись, отшатнулся, долго смотрел ей вслед и, сникнув, поплелся мимо дома в парк.

Заур осторожно вел машину по мокрой от прошедшего дождя грунтовой дороге. Справа ее прижимал высокий хребет, который отсюда, снизу, казался высоченным и будто упирался верхушками лиственниц в чистое небо. Слева шумела горная речка, вздувшаяся от щедрых потоков, стекавших в нее отовсюду. Солнце ушло за хребет, наверху костром полыхала каменная громада одинокой скалы. Внизу, на берегу реки, было тихо и пасмурно.

Поселок открылся внезапно: он раскинулся белыми шиферными крышами в узкой ложбине, здесь круто обрывался лесной хребет, чтобы снова уйти к небу по другую сторону распадка.

Заур выбрался на щебеночную дорогу, проехал мимо магазина, конторы дорожного управления и повернул к белому коттеджу.

Он открыл ворота и въехал в поросший травой двор. На крыльцо выскочила девочка в красном трико. Она закрыла ворота, подбежала к машине и заглянула в кабину.

Заур смотрел на пустое крыльцо.

— Мама очень ждет вас, — сообщила девочка. — Вы почему так поздно?

— Дорога после дождя раскисла. — Заур благодарно улыбнулся.

— Если вы разрешите, я оставлю свою лошадку ночевать в вашем дворе, — привычно шутил Заур, украдкой поглядывая на окна.

— Одинокому путнику у нас всегда найдется местечко, — поддержала шутку девочка. — Даже вашей лошадке.

Заур вылез из машины и огляделся. Двор, берег реки и склоны хребта густо поросли сочной зеленой травой. После знойного, пыльного города Зауру было странно здесь. «Если б у меня был настоящий конь, верный, чуткий, — с сожалением помечтал он, — сейчас бы кинул в траву седло и на всю ночь отпустил коня в эти зеленые просторы».

Он ступил на крылечко, неуверенно перешагнул порог и прошел в кухню. У раковины стояла высокая женщина и чистила картошку. Заур видел пышные черные волосы и по-спортивному развернутые плечи.

— Опять приехал? — спросила она, не оборачиваясь.

— Опять, — сказал он, подойдя близко к ней, и осторожно обнял ее плечи.

— Я думала, ты уже не приедешь, — женщина все еще не оборачивалась.

— Дорогу развезло, — пожаловался он. — Кое-где приходилось ехать с открытой дверцей.

— Это зачем?

— На случай, если машина сползет в реку. Под водой дверцу не откроешь.

— Сидел бы в своем аквариуме и ждал утра.

— Моим легким не хватит кислороду. Меня вот что рассердило: в вашем поселке находится дорожное управление, но дорогу от шоссе делать не хотят. Ты б подсказала — все же начальник планового отдела.

— Мы строим дороги к элеваторам, соединяем центральные усадьбы колхозов. А эти, как их… любовники подождут.

— Ты хочешь, чтоб я уехал? — враждебно спросил Заур.

— Не хочу, — сказала она быстро и повернулась. В руках она держала картофелину и нож.

Он дотронулся пальцами до высокой шеи, огладил удлиненное лицо с коротким, вздернутым носом и вспомнил, будто обжегся, вопль матери: «Что ты нашел в ней, сынок!»

Он опустил голову.

— Ну вот, обиделся? — испугалась она.

Утром они сели в лодку и поплыли вниз. За поселком река круто поворачивала вправо. На перекате Заур проворно работал веслами, направляя лодку меж выступавших из воды валунов.

Сазида сидела на корме и молча оглядывала крутые берега. Она избегала встречаться взглядом с Зауром. Он давно заметил, что при дочке Сазида держалась с ним подчеркнуто сдержанно и хмуро. Зато он хорошо помнил, какими сильными и гибкими становились ее руки наедине с ним…

Клара с нетерпением дождалась, когда река снова войдет в свое широкое, глубокое русло и лодка почти встанет в спокойной воде.