Жанна Гаузнер - Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма

Как знать, может, и ей, Кире, уготована чудесная судьба?

Конечно, не пианистки. Но если актрисы, как Ларионова или Извицкая?

Вот в картине «Поднебесье» героиня в модных штанах стоит на крыше высотного дома и поет:

«Какая прелесть!..»

— Так ты что же, пойдешь? — спросила Тоня, хмуро и подозрительно поглядев на Киру.

Кира ответила:

— Да погодите вы, Антонина Карповна… дайте хоть подумать. И вы же сами сказали — кость тонкая… силенок мало… то да се. Куда мне!

Вскоре после праздников, как-то перед вечером, Кира увидела в дверях «дамского зала» Василия Максимовича Михеева. Она попыталась спрятаться за клиентку, которая сидела напротив. Михеев тоже смутился, поняв, что по рассеянности попал в «дамский зал», а не в «мужской», и хотел было повернуться, но тут заметил серые Кирины глаза и пушистые ее русые брови. Его несколько удивило, правда, что Кира сидит за маникюрным столиком с ножничками в руке. Впрочем, на ней был белый халат; доктор Михеев усмотрел в этом что-то близкое, привычное и с удивившей его самого смелостью подошел к Кире.

— Здравствуйте, Кира Антоновна, — сказал он. — Вы здесь? Не в Таллине?

— Вот, вернулась… — ответила Кира.

Едва Василий Максимович отошел, Валя Бунчикова шепнула деловито: «Толстый, пожилой, но симпатичный. Машина есть? Нет?»

Василий Максимович сидел с намыленном лицом и в самом конце длинной анфилады взаимоотражающихся зеркал видел Кирин профиль и тугой узел волос на ее затылке.

Он встал с кресла освеженный, помолодевший, от него отчаянно несло «шипром».

Кира уже укладывала свои инструменты в чемоданчик. Парикмахерская опустела. На Петровке было сутолочно и тесно, Михеева и Киру толкали. Она расспрашивала про Катю.

— А почему вы с ней не виделись, Кира Антоновна? — спросил Михеев, которому только сейчас это показалось странным.

— Да много причин… — ответила Кира уклончиво.

Он не настаивал. Кто их разберет, женщин, повздорили, что ли?

— И я очень прошу вас: не говорите Катерине Максимовне, что вы меня встретили.

К ним подошел мальчишка, в руке он держал ночные фиалки.

— Купили бы, гражданин, — посоветовал мальчишка, — товар свежий, сам собирал.

Василий Максимович опустил руку в карман, нащупал там какую-то бумажку и протянул ее мальчику.

— Пахнут… — сказала Кира, уткнувшись носом в букет.

Они пошли вверх по улице Горького, Михеев тащил пальто и портфель. Свет фонарей падал на молодую зелень деревьев, отчего она казалась особенно яркой.

— Маникюром я занимаюсь временно, — сказала вдруг Кира, — мне предлагают страшно интересную работу на… на одном строительстве…

Михеев промолчал, ему было, в общем, безразлично, чем Кира занимается. Она ему нравилась, вот и все, хотя в первую их встречу и сказала о себе неправду.

— У вас есть машина? — спросила Кира.

— Нет, Кира Антоновна, нету.

— А знаете, я на днях каталась на «волге» с одним… скрипачом. Он мне сказал, что… если бы я согласилась поехать с ним в Египет…

— Кира Антоновна, ну зачем вы так! — взмолился Василий Максимович. — Честное слово, это вам совершенно не к лицу. Вы на какую работу переходить собираетесь?

Она сразу увяла.

— Да нет, это я так. Мне бы Катерину Максимовну повидать, — протянула Кира совсем неожиданно.

— Так за чем же дело стало? — спросил Василий Максимович, повеселев.

— Мне так не везет! — воскликнула Кира с неподдельной тоской, — а вообще так хочется…

— Чего же, Кира Антоновна?

— Чего-то особенного. Особенного!

— Чего-то особенного? — повторил Михеев деловито. Тут можно было серьезно поразмыслить! Однако ничего «особенного» в голову не приходило.

— Вы знаете, — начал он, — у меня в стационаре одна молоденькая санитарка с семилетним образованием поступила на курсы медсестер, и, представьте себе.

— …«Я не в ясля́х тружусь, не в прачечной…» — тихо запела Кира. — Вы видели фильм «Поднебесье»?

— Видел.

— Я немножко петь умею и танцевать…

— Ох, Кира Антоновна, Кира Антоновна… — вздохнул Михеев.

И все-таки она ему ужасно нравилась, малознакомая женщина, с которой он всего лишь второй раз видится…

— Мне хочется… я уверена… — У Киры вдруг вспыхнули глаза, как большие фонарики. — У меня, может быть, талант… может быть, я…

— С Чингисханом, что ли, о вас поговорить? — спросил Михеев раздумчиво. — С моим двоюродным. С Мусатовым.

Нет, но как это ей самой до сих пор не пришло в голову? Бог ты мой, да ведь это просто ее судьба! Еще с того вечера далекого! Банка белой черешни!

— Василий Максимович, — схватила она его за руку на этот раз почти с ребячьей непосредственностью, — я вас очень прошу — спросите! А что там нужно делать у Виктора Кирилловича?

Но Василий Максимович и сам толком не знал. Всю жизнь собирался заглянуть к брату на кинохронику, да так и не удосужился по сей день.

— Во всяком случае — что-то особенное! — ответил Михеев полушутя, полусерьезно.

Оружейников — старший редактор — все болел. Обсуждение мусатовского сценария «Добрый человек» откладывали весь апрель; казалось, про него вообще забыли. Мусатов заводил разговор в дирекции: ему резонно отвечали, что без Оружейникова никак нельзя.

Поскольку тот не появлялся, Мусатов все же решил потолковать с Зоей. Это же обыкновенное малодушие — не задавать вопросов человеку, который настроен к тебе недоброжелательно.

— Ах, Вик, дитя мое, потерпите до обсуждения! — воскликнула Зоя. — И неужели вы думаете, что я способна вас погубить? Я — вас? — спросила Зоя; торчащие ее зубки обнажились, за цилиндрическими стеклами очков, в которых отражались шкаф да люстра, ничего нельзя было разглядеть. — Вы же очень милую и оригинальную вещицу сочинили, весьма!

— Вы, кажется, были иначе настроены, Зоя Валентиновна? — напомнил Мусатов, чувствуя подвох.

— Когда? — удивилась Зоя.

Мусатов зашел в партком. Неверов, парторг, сказал, что еще не успел прочитать сценарий.

— Слушай, кстати, — начал Неверов с недовольным видом. — Если предположить, что Оружейников на фабрику не вернется, как бы ты посмотрел на то, чтобы место главного редактора заняла Савицкая Зоя? Я со всеми работниками советуюсь, в неофициальном, так сказать, порядке, — добавил Неверов. — И с партийными и с беспартийными. Просто интересно мнение…

— А кому это пришло в голову? — спросил Мусатов. — Дирекции? Или это ваше мнение, партбюро?

— Некоторые члены бюро поддержат ее кандидатуру, — ответил Неверов все с тем же недовольным видом.

— Я от души надеюсь, что Оружейников вернется, — сказал Мусатов.