Владимир Жуков - Бронзовый ангел

— Вот, значит, как, — сказал Николай, дослушав брата, и перевел взгляд на потолок. — Теперь мы знаем, где отец похоронен. Спасибо хоть на этом.

— Спасибо — кому?

— Судьбе. Уважила старуха. Не знаю, успели ли тебе, а мне какой-то бдительный товарищ вкатил отца в «Особые отметки» в личном деле.

— Какие «отметки»? — спросил Алексей. — О чем ты?

— О том, что могила нужна человеку. Без нее он не человек, а пропавший без вести. В общем, мы теперь с тобой в порядке. Можно смело говорить, что у нас был отец.

— Мы и раньше говорили.

— Говорили! А тот, что личное дело заполнял, не очень-то словам верил. Ему бумагу подай — убит или не убит. А коль убит, где захоронен.

Алексей наконец понял:

— Зачем же так?

— Зачем… — Николай усмехнулся. — А если бы полковник Ребров вдруг попал в плен? И там что-нибудь с ним произошло?

— Неправда! Отец коммунист…

Они посмотрели друг на друга.

— Ишь как ты, — сказал Николай. — С чувством. А тому дяде, что личное дело заполнял, все чувства бдительность заменяла. Понимаешь? Бди-тель-ность. — Николай снова усмехнулся. — Ваше поколение с другой бдительностью знакомо, а нашему и такую изведать пришлось. Ну ничего…

— А запись осталась? — спросил Алексей, как всегда, помимо воли прощая старшего брата и за резкость слов, и за непримиримость мыслей.

— Кто знает? Я случайно о ней узнал. Она ведь не для меня писана.

— Для кого же?

— Для начальства. Для тех, кто моей судьбой ведает.

— И они неверно судили?

— Не знаю. Которые с чувством, те верно, должно быть, а которые… — Николай не договорил. Опустил голову, задумчиво теребил край одеяла.

Алексей тоже молчал, мерно раскачивался на стуле, словно ему было неловко сидеть. Он все-таки никак не мог взять в толк, как это отсутствие точных сведений о гибели человека может бросить тень на родственников. Сейчас это казалось особенно непонятным, ведь над могилой, скорбя, склонялось столько людей. «Вот о чем надо говорить», — подумал Алексей.

Николай осторожно коснулся его руки.

— Ты что, Сурок? Нагнал я на тебя мерихлюндию. Не грусти. Ну? — Он дождался, когда Алексей улыбнулся, и продолжил: — А я у тебя прощения хотел просить. Мы как-то плохо расстались, когда ты уезжал. Мне правда казалось тогда, что необходимо остаться. А вот видишь, как все получилось… Поехал, так не валялся бы теперь в госпитале.

— Я не сержусь. — Алексей оживился: — Ты правильно поступил. Жалко, что пожар, а то бы вы теперь уже, наверное, кончали работу, да? Воронов — толковый человек.

— Толко-овый… — задумчиво протянул Николай. — Кстати, ты ничего не слышал: как он там?

— Ничего. А что?

— Да, может, приказ какой есть насчет пожара.

— Приказ? Разве Воронов виноват?

— Кто-нибудь должен быть виноват, а он у нас старший. Впрочем, хватит про дела. Рассказал бы лучше, что на улице. Поди, уж без пальто ходят? А девушки, наверное, все до одной красивые стали? Сердечко небось ёкает, когда какая-нибудь королева стучит по асфальту каблучками? — Николай шутливо ткнул брата кулаком. — Не красней, не красней! Пора тебе суженую подцепить. А то засидишься в девках, как я. Хорошего мало. Ты что притащил? Опять варенье? У меня уже вся тумбочка заставлена. Прямо база Росплодоовощ.

— Подожди. — Алексей потянул к себе портфель. Ему снова стало неловко, но он тут же решился: — Подожди. Я тебе рассказывал, рассказывал, а одно приберег под конец. Помнишь, про планшет говорил? Так он не пустой оказался. Там были папины записи. — Алексей щелкнул замками портфеля. — Вот!

Николай взял тетрадь, прихватил пальцами край, быстро пролистал, поглядывая на мелькавшие уголки страниц. На лице его не появилось ни удивления, ни радости, которых ожидал Алексей.

— Там есть и про нас с тобой.

— Да, я вижу. Потом почитаю.

Николай спрятал тетрадь в тумбочку. Алексей разочарованно следил за его руками — слишком уж спокойно, буднично все получилось. Но вместе с тем ему стало легко, словно он совершил что-то трудное и очень нужное.

Тени от деревьев, отброшенные солнцем, стлались под ногами и вдруг отступали, открывая серые озерца асфальта. В памяти всплыли слова брата. «Приказ? — подумал Алексей. — Значит, то, что Николай погасил пожар, — еще не все? Еще, выходит, надо выяснить, почему случился пожар и кто в этом виноват. А если Николай?»

Он искал ответ на заданный себе вопрос и когда садился в троллейбус, и когда отрывал у металлической кассы билет, и когда забился в уголок, на заднее сиденье. А потом отрезал: «Ерунда. Никто не виноват. Это же как стихийное бедствие. Виновного надо искать, если поджог. Смешно, чтобы Николай или Воронов взяли да и подожгли стенд. Ерунда. Зачем же поджигать? Кто строит, тот не поджигает».

До́ма сразу же стал звонить Горину, предложил поработать завтра в лаборатории. Горин замялся:

— Не могу, старик. Ответственное свидание.

— Что, девушки красивее стали? Весна? И сердечко ёкает, когда какая-нибудь королева стучит каблучками по асфальту?

— Не какая-нибудь, а все та же.

— Ну, ладно, даю увольнительную на один вечер. Но только на один. Вечер отгуляешь — и за работу. Ясно?

Сколько перевидел, а все не могу привыкнуть. Да и можно ли привыкнуть к беде? Вчера ездил в штаб дивизии. Дорога шла мимо деревни, дня два назад из нее выбили немцев. Не знаю почему, потянуло к развалинам, к обгорелым трубам. Остановил машину и пошел туда. Дорога вывела к единственному дому, от которого остались, правда, только стены. Наверное, здесь была школа: дом большой, окна широкие, неподалеку высокие почерневшие столбы трапеции, ржавый турник. За грудой кирпича нашел троих мальчишек — сидели на корточках. В рваных шапках, в одежде с чужого, взрослого, плеча. Удивленно и испуганно они глядели на меня. Первым сказал тот, что был постарше:

— Вам чего, дяденька?

Я ответил невразумительно. Да и что я действительно искал здесь, среди обгорелых камней?

— Вы летчик? — спросил самый маленький. Он кутался в длинный, до пят, ватник.

— Спрашиваешь! — урезонил старший и повернулся ко мне: — Вы на «мигах» летаете? Или на «яках»?

Я ответил, что на «мигах», и подумал: совсем недавно такие вот мальчуганы с красными галстуками встречали нас на своих пионерских сборах. Они показывали модели самолетов, сделанные из бамбука и папиросной бумаги, и говорили, что мечтают учиться на летчиков. А теперь: «Вы на «мигах» летаете?» Словно тятьку спросил, управился ли тот с покосом.

— Здесь кабинет нашего директора был, — сказал вдруг старший. Он обвел вокруг рукой, словно экскурсовод на развалинах древнего города. Экскурсовод — в пилотке, налезающей на глаза, и рваной шубейке.