Николай Зарудный - На белом свете. Уран

Кутень сел на топчан, бессильно опустив руки.

— Ушла… Сегодня вечером.

— Почему ты решил, что она у меня?

— Она… она… написала письмо Галине в Луганск… Я прочитал.

— В Луганск? Может, она дома?

— Я был. Нет… Ну, скажи, что мне делать?

— Не знаю, Дмитро.

— Так мне и надо. Подлюка я… Слизняк. Боюсь, всего боюсь. Кулачков отцовых боюсь. Дрожу. Всю жизнь дрожу. Хотел в Одессу уехать, но отец паспорт спрятал…

— Зачем в Одессу? — спросил Платон.

— Я… Я море люблю. Я и на баржу матросом пошел бы, только бы взяли…

Дмитро надел мокрую фуражку и, словно позабыв о Платоне, вышел, не простившись.

До полуночи простоял он возле хаты Чугая, ожидая Стешку. Он увидел, как она подошла с Юхимом и Светланой к калитке, и спрятался за угол хаты. Наконец Стешка что-то крикнула им на прощанье и подбежала к окну, чтобы постучать. Дмитро схватил ее за руку.

— Не трогай! — испуганно отшатнулась Стешка. — Что тебе?

— Стешка, выслушай меня.

— Я тебе сказала, что никогда к тебе не вернусь.

— Мы поедем с тобой в Одессу.

— Нет. Никогда…

— Что же ты своему отцу скажешь?

— Скажу, что Стешка вернулась…

Грустно завывал ветер. Над Сосенкой кружили первые снежинки. Они и припорошили Стешкины и Дмитровы следы…

Еще одно тревожное письмо получил Платон. Ольга Аркадьевна написала, что завтра консилиум решит, можно ли делать Наташе операцию. «Если можешь, то приезжай», — дочитал Платон письмо и посмотрел на Васька.

— Езжай. Я побуду один, — ответил Васько на немой вопрос брата. А потом добавил: — А если останешься там насовсем — вызовешь меня…

Платон зашел в контору — сказать Коляде об отъезде.

— Пусть Савва Чемерис подкинет тебя.

К конторе подъехал на паре вороных Савва Чемерис. Коляда проводил Платона до самого воза.

— Счастливо тебе. Значит, возвращайся. — Коляда подал руку Платону, а заодно и Чемерису.

— Вийо! — хлестнул кнутом Савка Чемерис.

Платон еще издали увидел Стешку. Она стояла в белом пуховом платке возле ворот, будто кого-то ждала.

— Чего ж минуешь нашу хату? Попрощался бы хоть с отцом, — сказала Стешка, когда поравнялись с ней.

— Тпру! — натянул вожжи Савка.

Платон соскочил с телеги, подошел. Стешка проводила его в хату.

— Где же отец?

— Сейчас придет. Ты что, боишься со мной побыть? — И трепетно посмотрела на Платона. — Думала, что и не увижу… Больше не приедешь? — Стешка еще ближе подошла к Платону, и он почувствовал ее горячее дыхание. — Молчишь? Знаю, что тебе не нужна моя любовь… Если б я могла, то сама вырвала б ее из сердца…

— Стешка, не надо об этом…

— Тебе все безразлично. Ты холодный как камень. Ты убегал от моей любви, боялся… Я отплатила тебе. Своим позором… Можешь смеяться надо мной. Смейся теперь…

— Что ты говоришь?

— Что ж, езжай.

— Прощай, Стешка.

— Обожди, — бросилась вслед и схватила Платона за плечи. Он почувствовал прикосновение ее груди и отшатнулся.

— Что?

— Хоть поцелуй на прощанье, поцелуй… — Стешка всем телом прижалась к Платону.

Платон освободился из Стешкиных объятий и распахнул дверь. Стешка обожгла его ненавидящим взглядом и отступила.

— Брезгуешь? Так знай, что я ненавижу тебя! Я люблю Кутня, люблю больше жизни!.. А ты… ты ничтожество. Ты сестра милосердия в штанах! Тьфу на тебя!.. Проклинаю!

С горящим лицом, не чуя себя, Платон выскочил за ворота.

— Дядько Савва, гоните коней! Быстрее!

Секретарь обкома партии Павел Шаблей приехал в Косополье неожиданно для Бунчука. И Петр Иосипович очень жалел, что не встретил его на границе своего района.

— Надо же было позвонить, Павел Артемович, — сказал, виновато улыбаясь, Бунчук, увидев в кабинете Шаблея.

— Я дорогу знаю, не заблужусь, — ответил Шаблей.

— Вы проездом или специально к нам? — Бунчуку хотелось узнать о намерениях секретаря обкома.

— Давно собирался к вам… Пригласите Мостового.

— Его нет, Павел Артемович. Он поехал в Луганск.

— Зачем?

— Там у него, значит, девушка… Она выехала, а он за ней. Молодой, понимаете… Любовь.

— Это та, которая удрала из техникума? — спросил Шаблей. — Галина Гайворон, сестра Платона?

— Вы… вы уже знаете?

— У меня был директор техникума.

— Неприятная история вышла.

— Позорная, товарищ Бунчук, — поправил Шаблей. — Будем называть вещи своими именами.

— Мы уже разобрались… исправили…

— Исправили! Девушка бросила учебу, семью и убежала от позора. А как Мостовому?

— Мостовой сам виноват, Павел Артемович… Связался с девчонкой.

— Оставим Мостовому право выбирать себе невесту, — сказал Шаблей. — Мне ясно, что вся эта история придумана для того, чтобы скомпрометировать Мостового.

— Вы обвиняете меня? — побледнел Бунчук.

— Пока не обвиняю… Вы очень обиделись на Мостового за то заявление, которое он написал в обком? Знаете, о чем я говорю? — Шаблей внимательно посмотрел на Бунчука.

— Пусть приезжает комиссия и разберется, — растерянно сказал Бунчук.

— Зачем комиссия? — резко оборвал Шаблей. — Разве вы отрицаете то, что написал Мостовой? Давайте разговаривать по-партийному, товарищ Бунчук! Мостовой написал правду, честно и откровенно. И копию заявления оставил вам. У меня есть акт ревизионных комиссий тех колхозов, в которых по вашему указанию засевали эти таинственные гектары. Мы вместе с вами побываем в этих колхозах, и тогда я хочу посмотреть вам в глаза!

— Допустил ошибку, Павел Артемович. Хотел как лучше…

— Оставьте, Бунчук… Прошу вас написать объяснение для бюро обкома и дать партийную оценку своим действиям.

— Напишу…

Шаблей поехал по колхозам. Возвращался поздно, шел в чайную ужинать и до утра сидел в маленьком номере косопольской гостиницы над какими-то расчетами…

Утром он сказал Бунчуку, что хочет поехать в бригаду Нечипора Снопа, чтобы встретиться с механизаторами и поговорить с Платоном Гайвороном о его письме в ЦК.

— О каком еще письме? — перепугался Бунчук.

— Гайворон написал письмо о неправильной, по его мнению, политике заготовительных цен, которые установлены для колхозов, — ответил Шаблей. — Письмо очень интересное, и товарищи из ЦК просили меня поговорить с Гайвороном.

Бунчук вызвал машину и помчался в Сосенку…

— Где Гайворон? — даже не поздоровавшись, спросил Бунчук ошалевшего Коляду.

— Поехал… Наташка у него при смерти… Люди так говорят… А что? — Коляда ждал какой-то новости.

— Его хочет видеть секретарь обкома.

— Его нет. — Семен Федорович развел руками. — А я, Петр Иосипович, сам к вам собирался.

— Зачем?

— Вчера правление утверждало мой отчет.

— Ну и что?

— Наша парторганизация, Петр Иосипович, значит, тово… мину под меня подкладывает.