Елена Быкова - Большая Ордынка

Мотало ее, мотало и по работам, и по городам, а прибило к геологии. «Жить не могу без геологии», — он точно помнил ее слова. В экспедиции многие тогда к ней шились, болтали, никому не было отказа. Борис решил попробовать свое счастье, и не без успеха. Ночевали они в кабине его машины. И каждое утро расставался с ней, как говорится, с легким сердцем. А к вечеру снова ждал ее. Через год опять попал на Алдан, а ее и след простыл. Выгнали Тамарку. Болтали, что разбазарила она спирт, вроде недочет получился. И решил еще тогда Борис, что вовремя развязался, хоть увидеть страсть как хотелось. А потом и забыл про нее. Вот только слова ее помнил: «Жить ее могу без геологии». Как и он, Борис.

Что привлекало его в экспедициях, он и сам не мог понять. Первый раз ехал неохотно — уговорили товарищи. Ни черта за лето не заработал, устал, похудел, вернулся в Москву, решил не связываться больше с геологией. А тут Зинаида подвернулась — женился. На хорошую работу устроился, однокомнатную квартиру получил. Год прошел — затосковал, да еще как — сосет да сосет. Решился ехать. Зинаида ему: «Хочешь из меня жену моряка сделать? Полгода дома — полгода в море, не выйдет».

Вышло. Уехал. Где только за эти годы не побывал, но красивей Сибири не видел. Особенно Алдан. Вот уже третий раз он здесь и все не налюбуется, не надышится. А потом — свобода. И поразмышлять можно, и помечтать, не для того ведь только живешь, чтобы баранку крутить да под машиной лежать — гайками лязгать. И книжки можно почитать. А книги Борис любил, только серьезные. История его занимала. Детективов и всяких романов не терпел. Историческая книга прибавляет знаний, прочтешь и сразу умней становишься. Вот только с именами у него не получалось, никак не мог он запомнить имен и фамилий. Даже Веронике Никандровне пожаловался на себя. А она ему: «Вся история, мой друг, это имена, имена и еще раз имена. Ничего не поделаешь. Записывайте, заучивайте и запоминайте. Вот так».

Борису нравилось в Валерии, что тот читает, записывает, заучивает, потому и запоминает. А Наташа и так помнит, что не прочтет, что надо и что не надо — все. Значит, голова так устроена. Валерий как-то про нее сказал: «Самая способная на факультете. Защитит диплом, и сразу в аспирантуру возьмут. Конечно, если сама захочет». А чего она хочет, того она еще сама не знает. От нее всего можно ждать. Но чего захочет, того добьется, это уж обязательно. А Валерий, пусть умен, а вот понять не может, что у Наташи он под наблюдением. Изучает она его и неспроста. Видать, очень для нее важно, как и в какой момент он себя покажет. Борис не раз уже замечал, как только Валерий поступит справедливо или примет какое-нибудь ответственное решение, Наташа засияет. И ведь чувствует все, как никто. Почувствовала же, что неприятно мне слушать о Тамарке, так она, как назло, все о ней да о ней и знай нахваливает. И какая там она необыкновенная — баба как баба, такая же, как и все. И, вспомнив о Тамарке, Борис опять ощутил непонятное, не то чтобы ревнивое, но неприятное чувство.

Ведь за день до того, как Наташа с Никандровной пошли гулять к заброшенному поселку, Борис там побывал и напоролся на Тамарку.

Ехал он в сельпо за продуктами мимо поселка, слышит — движок работает. Поселок уже несколько лет был заброшен, экспедиция поработала, установила запасы железа и ушла. Домов никаких не осталось. А подъехал, видит — буровая. Откуда она взялась? Он туда, не померещилось. Двое у станка. Один, кореец, молчит, другой, Петром звать, русский, из Иркутска. Разговорились. Их бригада работает от управления. Задали им здесь несколько контрольных точек на железо, бурят на триста метров. Жилье себе сколотили. Не успел Борис его расспросить, как подходит к ним женщина, походка верткая такая. Он спрашивает Петра: «Это кто?» — «А это с нами, Тамарой Николаевной звать». Тут и она подошла. Смотрит на нее Борис — узнает и не узнает. Драная, как кошка, в морщинах, а глазищи как были зеленые, кошачьи, такими и остались, и щурится по-кошачьи. «Здравствуй! — говорит. — Давно с тобой не виделись». И руку Борису протягивает с большим фасоном. Он ее руку в свою взял да как стиснет во всю силу. Она даже в лице переменилась, но промолчала. «А тебя-то какой черт сюда занес? — спрашивает ее Борис. — Ты как сюда попала?» Она отвечает: «Почему черт, может, ангел. — Улыбнулась и левой рукой правую растирает, видать, здорово он ее прихватил. — Я здесь с мужем. Он мастером работает. Приходи в гости, познакомлю». И с таким достоинством все это преподносит, всем видом хочет показать, что у нее с Борисом никогда ничего не было. Смотрит, как святая, будто с этой самой Тамаркой он в кабине не ночевал и вместе с ней ни разу пол-литра не раздавил. Забыла, как будто все забыла.

Борису ничего не оставалось делать, как сесть в машину и уехать. В сельмаге он купил, что было надо, опять мимо поселка проезжает, и что-то подмывает его свернуть на буровую, порасспросить Петра. «Скажу, что воды в радиатор долить надо».

Корейца не было, у буровой Петр. «Ну, как вы тут?» — спрашивает его Борис. «Хорошо. Как видишь, работаем. А за водой придется тебе к ручью сходить, у нас здесь нет». Опять о том, о сем поговорили. Борис разговор так направляет, чтобы побольше про мастера разузнать, и никак это у него не получается. Но все же выведал. Мастер их, по фамилии Божан, муж, значит, Тамарки, в управлении работает недавно. Мужик рискованный. Там зачислили его сразу, потому что на такую тяжелую работу охотников мало. Мастер он хороший, справедливый, норму они перевыполняют, и вообще грамотный и специальностей у него много. Тамара Николаевна готовит им здесь еду и вообще женщина очень даже уважительная. Где ее Божан отыскал, Петр не знает, только в управление они уже вместе приехали.

Пошел Борис к ручью за водой, хотя вода ему эта совсем и не нужна была. Шел он как дурак, для виду и чуть было не наткнулся на Тамарку. Заметил их в траве. Он, значит, Божан, лежит лицом вниз, а она, Тамарка, сидит рядом и гладит его по волосам, шевелюра богатая. И так она гладит, что можно с ума сойти… А лицо у нее — как на картине. Они не заметили его — как прошел к ручью, как ушел… Тогда и мелькнула у Бориса мысль, вот ему уже за тридцать, и никогда в своей жизни этого он не знал, чтобы какая-нибудь баба с ним вот так, как Тамарка с этим.

Ехал и думал: ну их к черту. Сама оторва и, видать, связалась с таким же, только его и ждала, кошка драная. Теперь мимо поселка ездить не буду, лучше дам кругаля, пропади они пропадом. И все же не удержался, рассказал Наташе, что бичаги в поселке появились. Про Тамарку, конечно, ни слова. Не сказал бы ей, не потащилась бы она туда с Никандровной, это уже наверняка. А теперь своим носом что-то учуяла и все о Тамарке да о Тамарке. Конечно, может, она так, простосердечно, без всякой подковырки, все это ему рассказывает, не понимает, что красным машет перед быком. А он, делать нечего, должен слушать со всеми подробностями. И все, что Наташа ему рассказывает, как будто сам видит, видит и переживает.