Вадим Собко - Ключ

Как всегда, перед праздником Первого мая в ленинской комнате шестого цеха состоялось собрание. Народу пришло — не протолкнуться. Демид с трудом пробрался в угол, устроился на подоконнике. Парторг произнес короткую речь о значении этого пролетарского праздника, потом председатель цехкома профсоюза огласил список передовиков соцсоревнования. Было там и его имя…

А потом поднялся из-за стола начальник цеха.

— Товарищи, я хочу выполнить приятную обязанность: вручить награду, которую с полным правом можно было бы назвать рабочим орденом. Что такое честь рабочего? Это прежде всего качество его работы. В нашем цехе есть человек, чья работа всегда была безупречной. Ни разу техконтроль не возвратил на доводку собранные и отрегулированные им тэзы или панели. Товарищ Хорол, пожалуйста, к столу.

Демид не тронулся с места, будто речь шла не о нем. Он даже оглянулся, глазами отыскивая этого самого Хорола, которого приглашают к столу президиума.

Крепкий кулачок Гани Пальчик больно ткнул его в ребро.

— Ты что, оглох, приди в себя!

И только тогда он поднялся и пошел. Остановился возле стола, посмотрел в зал. Лучше бы ему сквозь землю провалиться.

— Ничего не скажешь, очень интеллектуальное лицо, — это подал голос Альберт Лоботряс, и добродушный смешок пронесся по залу.

— Тише, товарищи, — навел порядок начальник цеха. — Товарищ Хорол, вы работаете в нашем цехе полтора года, начали работать со вторым разрядом, сейчас имеете пятый. И ни одного случая брака! Администрация цеха вручает вам личное клеймо. Это значит, что техконтроль, начиная с сегодняшнего дня, не проверяет вашей работы. Изделия, на которых стоит персональное клеймо Демида Хорола, безупречны. У нас уже больше пятидесяти рабочих удостоены этой чести. Хотите что-нибудь сказать?

— Спасибо, — тихо сказал Демид.

С завода он вышел вместе с Альбертом Лоботрясом.

— Рад? — спросил Альберт.

— Честно говоря, рад, на руках хочется пройтись.

— А это, знаешь, хитрая штука — личное клеймо. Заставляет по десять раз один и тот же тэз перепроверять. Одно дело, когда контролер следит за твоей ошибкой, и совсем иное, когда ты сам за все отвечаешь. И работать без него куда легче…

— У тебя есть такое клеймо?

— Нет. Я и не стараюсь его заслужить. Пусть меня лучше контролер проверяет — спокойнее. А то я однажды видел, как радиомонтажник, обладатель вот такого же личного клейма, разыскивал на складе сданную им продукцию. Показалось ему, что там не все благополучно. А я хочу спать спокойно.

— А я как спал спокойно, так и собираюсь спать, — сказал Демид, — но ты прав, ответственности поприбавится…

— Вот то-то и оно, — многозначительно произнес Альберт, но Демид так был занят своими мыслями, что не заметил за этой многозначительностью обыкновенную зависть.

Рука сама нажала в лифте на кнопку восьмого этажа, где была квартира Ольги Степановны. Позвонил в дверь, звонок тут же отозвался нежной мелодией, и на пороге появилась учительница. Седые, коротко подстриженные, легкие волосы серебристым нимбом отгружали голову, маленькая, сухощавая, но еще энергичная, во рту привычная папироса.

— А у меня праздник, Ольга Степановна!

Вошел и показал круглую коробочку из белого металла, открыл крышечку с ручкой, на оборотной стороне — печать: две буквы и номер.

— Что это такое, объясни.

— Мое персональное клеймо! Это значит, что мне доверяют, что я стал настоящим мастером, и, верите ли, Ольга Степановна, я так рад, будто меня орденом наградили.

Ольга Степановна села в кресло, раскрыла коробочку, долго молча смотрела на печатку, потом перевела взгляд на Демида, и в уголках ее глаз юноша заметил сверкнувшие слезы.

— Это от радости, — улыбнулась учительница. — Не тревожься. Сейчас будем пить кофе. — Минуту помолчала, потом добавила: — Ты почаще мне звони… Худо иногда мне бывает. Нет, нет, ты не пугайся, я еще до ста лет доживу, но сам понимаешь, все-таки страшновато. Я недавно на Байковом кладбище была, просто так, погулять ездила. Сколько там знакомых, друзей, подруг… А я все еще живу.

— Ольга Степановна, почему вы об этом заговорили?

— Сама не знаю. Одним словом, звони мне почаще.

Солнце уже село, и Киев, принаряженный к празднику, светился, переливаясь всеми огнями, оправленный в бирюзу парков, скверов, садов, как девушка в зеленом венке с яркими цветами. Демид представил себе, как завтра пойдет на демонстрацию, пройдет по Крещатику, а вокруг будут полыхать знамена, лозунги и на огромном плакате, который пронесут перед трибунами, будет написано: «ВУМ», и вокруг него будут люди, и они тоже — ВУМ, и машины, которые вычисляют орбиты космических кораблей, и маленькое персональное клеймо, лежавшее у него в кармане, — все это ВУМ, и он уже не может представить себя вне завода. Любимая работа вошла в жизнь, и гордо, радостно стало на сердце. Выходит, он, Демид Хорол, не лишним человеком оказался в этом огромном деле. Захотелось подхватить на руки милую Ольгу Степановну и закружиться с ней в вальсе, мелодия которого звучала в его груди. Но он сдержался: старая учительница разливала кофе, а это для нее было священнодействием.

Валера Пальчик подошел к рабочему столу Демида, отлаживающего очередной дешифратор, и сказал подчеркнуто официально:

— Так вот, товарищ Хорол, на некоторое время наши ежедневные свидания отменяются.

— Ты что, меня с работы увольняешь? — удивился Демид.

— Нет, в бригаде ты мне еще пригодишься, но немного позднее. Тебя посылают в командировку.

— Далеко?

— Не знаю. Ты и Данила Званцов поступаете в распоряжение бригадира Павлова из десятого цеха на неопределенное время. А это означает, что Валера Пальчик будет вкалывать за вас обоих, вытягивая план, в то время как вы будете выполнять интересную работу особого назначения. Итак, марш в десятый цех.

— Рад тебя видеть, — Павлов, здороваясь, протянул руку Демиду, когда тот появился в десятом цехе. — А где твой напарник?

— Вот и я, — подошел Данила Званцов, и его широкие плечи на мгновение будто заслонили свет, бьющий из окна. — Отчего такой аврал и паника?

— Нет ни того, ни другого, — улыбнулся Павлов, невольно любуясь ладной богатырской фигурой Званцова, его плавными уверенными движениями. Наверное, нужно быть очень сильным, чтобы так легко, красиво двигаться, имея без малого два метра роста. — Ребята, вы хорошо представляете наш современный Киев?

— Приблизительно представляем, — сказал Данила Званцов.

— Весьма приблизительно, — уточнил Демид.

— А я, — продолжал Павлов, — был уверен, что, будучи коренным киевлянином, знаю о Киеве почти все. И что же выяснилось? — Павлов сделал длинную паузу.