Вадим Собко - Ключ

— Когда состоится этот вечер? — деловито спросила девушка.

— Наверное, в декабре, в канун Нового года.

— Вот и прекрасно. У нас есть в запасе месяца три.

— Для чего?

— Для того чтобы хоть немного поднатаскать тебя в английском.

— Ты думаешь, это нужно?

— Нужно… На встрече наверняка будет много молодежи, знающей языки, и мне не хотелось бы краснеть за моего соседа по Фабричной улице. Можешь не беспокоиться: заниматься с тобой я буду только три месяца, до этой встречи. Потом, если захочешь, подыщешь себе других учителей. А у меня найдутся дела поинтереснее.

— Дела или люди? — спросил Демид.

— И дела и люди, — отрезала Лариса, — меня избрали комсоргом курса. Итак, в десять тридцать я жду тебя около читалки.

— А до этого времени где ты будешь?

— Извини, но это уже мое дело, — вовсе не собиралась утрачивать своей независимости Лариса. — Гуд бай.

— Ты уже принялась за мое обучение?

— Да, принялась…

— Гуд бай, — машинально ответил Демид, проводил ее взглядом и направился в двести пятьдесят третью аудиторию. Смотри-ка, еще и командует! После лекций, если она и в самом деле будет ждать его около читалки, он подойдет, предложит проводить ее домой и скажет, что английский язык ему ни к чему. Не нужен! Вот так и поступит, а то уж очень заважничала уважаемая Лариса Павловна.

Лекции сменяли одна другую, и он с удивлением отметил, что от раздражения на Ларису и следа не осталось, наоборот — на сердце было радостно и тревожно от ожидания встречи.

Казалось бы, чему радоваться, ведь тебе ясно сказали: эта забава только до Нового года. Интересно, кто этот высокий парень? Нет, пора выбросить из головы эти ненужные мысли и попытаться понять, что там рассказывает профессор про молекулярную физику…

Демид постарался сосредоточиться, ему это удалось, и до звонка он уже не думал о Ларисе, однако из аудитории выбежал первым и бросился к читалке. Еще издали увидел — стоит, ждет. Даже стыдно стало за свои сомнения. Разве он, пообещав, не пришел бы?

— Оказывается, — сказала девушка, — и мне от этих занятий польза, не помню, когда так хорошо работалось в последний раз: знаю, что времени у меня много, домой ты меня проводишь, и занимаюсь спокойно.

В вагоне метро сели рядом, и Лариса сказала:

— Начинаем. Сейчас ты назовешь мне по-английски все, что видишь перед собой.

— Лариса, с моим знанием языка это просто невозможно, да и стыдно, — Демид старался оттянуть время.

— Стыдно целоваться в метро, хотя многих это не смущает. Ну, давай, я слушаю.

Демид глядел на Ларису, поражаясь ее перемене: перед ним была совсем другая девушка — строгая, требовательная.

— Конечно, сейчас у тебя в голове сплошная каша, — Лариса была неумолима. — Ничего, сосредоточься, и английские слова вспомнятся, ты их знаешь куда больше, чем кажется. Начинай.

Демид в смятении оглянулся по сторонам, никто в вагоне не обращал на них внимания. Парень, сидевший рядом, читал, положив на колени хорошо знакомый учебник по матанализу.

— Давай, давай, — уверенно сказала Лариса.

— Я вижу метро, — сказал он по-английски.

— Молодец, — похвалила Лариса, — только английское метро не «метро», а «сабвей», подземка, запоминай. — И потом спросила по-английски: «Что ты видишь в вагоне?»

— Я вижу в вагоне красивую девушку.

— Почти правильно, только слово «девушка» ты выговариваешь слишком твердо. Нужно будет отдельно поработать над произношением.

Когда они наконец добрались до бульвара Ромена Роллана, Демид окончательно уверился, что пользы от таких занятий никакой. Он так и сказал Ларисе, но она только улыбнулась.

— Через три месяца сделаем выводы. Завтра повторим. Я буду ждать тебя там же. Спокойной ночи.

Демид пошел домой, неся в себе заряд ее абсолютной уверенности в успехе. Нужно будет заглянуть в английский учебник, пусть убедится, что он не такой дурак, каким кажется. И еще как-то само собой стало ясно, что ему все время хочется думать о Ларисе, представлять ее глаза, касаться ее руки.

Что это с ним?

Он не стал особенно задумываться в поисках ответа на этот щекотливый вопрос — скоро двенадцать, пора спать.

Вот так пролетели три месяца, и незаметно подошла пора вечера интернациональной дружбы молодых рабочих завода с зарубежными студентами. Демид Хорол очень удивился, когда узнал, что вечер поручили вести ему.

— Как же так? — недоумевал он. — Я же не член комитета комсомола. Не справлюсь.

— Еще как справишься, — заверил его секретарь. — Подыщи себе хороших помощников и не волнуйся, если что-то заест, мы будем на подхвате.

Демид составил программу вечера: кроме рабочих ВУМа, будут выступать студенты семнадцати стран. Есть на свете такие песни, которые знают всюду, музыку к ним надо записать на пленку — наверняка наступит момент, когда всем захочется петь. Попросил ребят из фотолаборатории сделать фотомонтаж памятных человечеству событий. «Аврора» бьет по Зимнему дворцу. Солдаты интернациональной бригады в Испании идут в наступление. Гагарин взлетает в космос.

Большие, ярко освещенные фотографии изменили вид кафе. Если прежде «Элион» представлял нечто среднее между старой корчмой и ультрасовременным баром, то сейчас в зале словно слышен был отзвук революции, героической борьбы народов всех стран за лучшее будущее.

— Очень прошу, приди пораньше, — попросил Демид Ларису, — откровенно говоря, я здорово волнуюсь.

— Я тоже.

— По тебе незаметно.

— Это только кажется.

Гостей встречали девушки в национальных украинских костюмах, каждому подарили по алой гвоздике. Это сразу создало праздничное настроение. Четверо кубинцев пришли с гитарами. Лариса встретила их как старых знакомых. Неужели они ее понимают? Смеются, говорят… Вот чудо!

Вскоре обнаружилось, что не одна Лариса знает языки. То там, то тут стали образовываться группки, послышалась разноязыкая речь.

Демид поднялся на невысокую сцену, подозвал девушку, взял микрофон, постучал по мембране. В зале сразу стало тихо.

— Товарищи студенты, дорогие гости из дружественных нам стран и дорогие хозяева, вумовские комсомольцы! Мы собрались на вечер интернациональной дружбы, чтобы познакомиться, повеселиться, лучше узнать друг друга. Этот вечер первый, но, надеемся, не последний.

Передал микрофон Ларисе, и зазвенел ее голосок на испанском языке, на немецком, английском. Сначала зал притих, а потом, в зависимости от того, на каком языке говорила девушка, раздавались возгласы одобрения, аплодисменты.