Лидия Арабей - Мера времени

Было это уже в 1944 году. Скоро Советская Армия прогнала фашистов, и девочку взяли в детский дом.

Там было много детей, которых война сделала сиротами. Но время шло, и у некоторых отыскивались родители, У Мани Рожковой, худенькой девочки с тоненькими светлыми косичками, отец, как оказалось, не погиб. Через пять лет после войны он отыскал дочь и забрал ее домой. Реня дружила с Маней, и когда подружку забирали, она с завистью смотрела, как Маня уходила, держась за руку отца. У Володи Кожухова нашлась мать. Это была немолодая, бедно одетая женщина. Один рукав ее поношенной стеганки был засунут в карман: у женщины не было правой руки. Она все время плакала, вытирая глаза углом большого черного платка. Плакала и улыбалась, а пока Володя собирался, все ходила за ним следом, как привязанная. А Реня смотрела на нее и думала: «Пускай бы и моя мама была живая, пускай бы нашла меня тут…»

Много лет самым горячим желанием Рени было одно: чтобы объявился кто-нибудь из родных. Она не верила, что отец погиб. Все ждала, что кто-то разыщет ее, заберет из Калиновки. Не потому что плохо было ей в детском доме. Нет, здесь были друзья. Здесь была Анна Владимировна, к которой всегда бежала Реня, если кто-то ее обижал. Анна Владимировна умела так поглядеть и так погладить своей всегда теплой рукой, что боль и обида уходили. И все-таки родители… Реня ждала. Ждала и надеялась.

Но никто не приезжал за нею, и девочка, подрастая, стала понимать, что будь у нее кто-то из близких, давно бы нашел ее. А если за тринадцать лет никто так и не объявился, значит, и ждать больше не стоит. Так рассуждала Реня-десятиклассница, хотя время от времени и шевелилась где-то в глубине надежда. Надежду эту подогревали то статья в газете, то рассказ по радио, в котором шла речь о том, как родители спустя пятнадцать, а то и больше лет находили своих детей.

И все же мысли о родителях не занимали сейчас главного места. Впереди была жизнь. Она звала в неизвестное, обязательно прекрасное, и мечты стремились туда, опережая время, опережая события.

Когда с часового завода попросили прислать трех девушек, Анна Владимировна первой назвала Реню.

— У девочки золотые руки, — говорила она директору детского дома Ивану Гавриловичу. — И в вышивальном кружке она лучшая из лучших, и в столярной мастерской не хуже любого мальчика справляется. Вон, шкатулка ее на выставке стоит, — кивнула Анна Владимировна в сторону зала, где была выставка работ воспитанников детского дома.

— Все это я знаю, Анна Владимировна, — отвечал Иван Гаврилович, вынимая из шкафа папку с документами Рени Воложиной. — Но ведь она, кажется, в институт хочет?

— Ну, что же, давайте спросим у нее, — сказала Анна Владимировна. — Но только она девочка способная, старательная. Захочет, будет работать и учиться. На заочном отделении, на вечернем.

Реня, как только узнала, что есть у нее возможность поехать работать на часовой завод, — в мыслях, мечтах, была уже там, ходила по цеху, сидела за конвейером, делала какое-то свое, еще неизвестно какое, но очень важное дело. В мыслях она жила в большом городе, гуляла по его красивым улицам. «А учиться я непременно пойду. На вечернее… В политехнический», — думала она.

В мечтах являлся ей и юноша, которого она встретит в Минске. Может, он работает на заводе и не знает, что скоро туда приедет Реня? А может, учится в институте, куда поступит и она? Он обязательно умный, красивый, сильный, отважный. Вместе они будут работать и учиться, ходить в кино, в театры.

Реня не могла представить себе лица этого юноши. Герой ее тайных мечтаний не был похож ни на кого из знакомых ребят и особенно на тех, с кем росла в детском доме. «Тот» юноша был из жизни, которой Реня еще не знает, но которая придет к ней, наступит очень скоро.

Сейчас, когда Реня вспоминает те свои мечты, ей становится смешно. Она думала, что единственный, которого должна встретить в жизни, где-то далеко. А он, оказывается, все время был рядом. Рене и в голову не приходило, что таким единственным и самым дорогим будет Юра, тот самый Юра, который подрастал рядом с ней, порой таскал за косы, порой насмешничал. Правда, еще давно, когда они оба были малышами, Реня как-то подумала, что Юра необыкновенный мальчик. Так она подумала, когда увидела Юру оборванного, грязного, с засохшей царапиной через всю щеку. Реня хорошо помнит тот случай.

Однажды в детский дом на голубой «Победе» приехала нарядная дама. На ней было длинное пальто, узкое в талии и широкое внизу, черные туфли на высоких каблуках, в руках черная блестящая сумочка. Оказалось, что это мама Юры, которая долго искала его и наконец нашла. Она поехала с Юрой в райцентр и сразу купила ему красивый костюм, пальто, совсем не такое, какие носили в детском доме, желтые сверкающие ботинки. С детьми она говорила ласково, всех угощала конфетами. Но когда погладила белой рукой с крашеными ногтями по щеке Реню, рука показалась Рене холодной. Рене почему-то стало вроде как стыдно, и она убежала от той женщины.

Юра уехал из детского дома на голубой «Победе», и мальчишки долго бежали вслед за машиной. Реня стояла на дороге и смотрела вслед, пока «Победа» не исчезла.

А год спустя по той же дороге Юра пешком вернулся в детский дом. Он пришел оборванный, грязный, с царапиной через всю щеку. Он прятался от милиции, «зайцем» ехал на поезде, в автобусе — возвращался домой. Юра заявил, что жить там, «у них», он не будет, потому что это не его родители. Они хотели усыновить его, а он не хочет. Юра ничего не рассказывал, как ему там жилось и отчего так невзлюбил он своих приемных родителей.

Через какое-то время та самая женщина снова приезжала в детский дом. Феня Буракова, постоянно набитая множеством секретов, прибежала к Рене и стала рассказывать, как она подслушала, про что говорила «та тетка» с Иваном Гавриловичем.

— Она так ругала Юру, так ругала, — шептала Феня. — Говорила, что он неблагодарный мальчишка. Если бы остался у них, так на всю жизнь ему хорошо было бы… А так и себе навредил и их ославил, убежал, будто они его били или обижали… Просила, чтоб Иван Гаврилович позвал Юру и выяснил, дотронулась ли она до него когда-нибудь хоть пальцем… Иван Гаврилович успокаивал ее, говорил, что и сам жалеет, что так получилось, но только заставить Юру, чтобы вернулся, они не могут. Так знаешь, что она сказала? Она сказала, что и сама не хочет, чтоб он возвращался, а только хочет сказать, что они плохо здесь детей воспитывают. А дальше я не слышала, что они говорили, мне показалось, что Иван Гаврилович подошел к двери, и я побежала вниз…

Реня не особенно любила разные Фенины секреты, но на этот раз слушала с интересом. Потом они вместе с Феней побежали на крыльцо и стали ждать, когда та женщина выйдет от Ивана Гавриловича. А когда она вышла и садилась в свою «Победу», Реня за ее спиною показала ей язык. Не нравилась ей эта красотка, и она была рада, что Юра убежал от нее.