Евгения Изюмова - Аттестат зрелости

Горластая ребятня на улицах устраивала побоища снежками. Случалось, что кое-кто выходил из «боя» с разбитым носом или синяком под глазом. Но никто не обижался, и многих совсем не интересовало, попадут ли снежки в цель. Просто всеми владело какое-то буйно-радостное чувство, неудержимое веселье кипело в каждом и хотелось совершить что-то необычайно озорное. Весна!

Но настоящая зелёно-бело-розовая весна подкралась нежданно-негаданно. Майское солнце обрушило вдруг на землю много света и тепла. И благодарная земля буйно зазеленела, зацвела черемухой, вспенилась цветом яблонь-дичков, щедро рассаженных на улицах города, и зелень эта, яркая и свежая, радовала глаза.

Днём дул легкий ветерок, вечером он прятался куда-то, и воздух густел ароматом цветущих черемух и яблонь, и от этого черемухового воздуха можно было опьянеть.

По вечерам на скамеечках возле домов собирались посудачить соседки, а возле них вертелись подросшие за зиму малыши. Ребятишки постарше ловили майских жуков или, несмотря на запрет, бегали на реку смотреть, высоко ли «прибыла» вода, ставили вешки и ревностно охраняли их. И хотя вода была ещё холодная, некоторые отчаюги уже пробовали купаться, выбирались из реки посиневшие, дрожащие, бросались ничком на горячий песок и нежились на ласковом солнышке. А те, кто не отваживался лезть в ледяную купель, катались на сновавшем от берега к берегу катерке-пароме.

Весна!

Десятый «Б» в эти дни был на вершине своего остроумия и бесшабашности. Парни хвастались загаром, непонятно только было, где они успели загореть. Девчонки рассказывали о своих новых знакомых, ведь в Комсомольском парке вновь гремела музыка на танцплощадке. И никто из них не задумывался, что скоро начнутся экзамены, а потом им вручат аттестат. И будут они взрослыми. А как это - быть взрослыми? Будущее неясно маячило вдали, и о нём никто не задумывался.

Мяч метался по полю от одних ворот к другим. В десятом «Б» не было последнего урока. Но никто не разбежался по домам, как сделали бы это месяц назад, а гурьбой вывалились во двор школы, решили «попинать» мяч: с приходом тепла «бэшники», как, впрочем, и другие, охладели к баскетболу, хотя во дворе была отлично оборудованная баскетбольная площадка. Гораздо веселее было играть в футбол. Обнаженные до пояса парни азартно гонялись за мячом, а по краям площадки толпились болельщики: мальчишки из младших классов и девушки-одноклассницы, тоже неожиданно «заболевшие» футболом.

- Олень, банку! Бей сам! - кричали парни, и громче всех вопил тонким голосом пятиклассник Санька Фешкин, с позором выставленный из класса, о чём совсем не жалел:

- А-а! Рыба - мазила! Сенька - вратарь дырка! - надрывался Фешкин, пока Оленьков не цыкнул на него. Фешкин отскочил на безопасное расстояние и запел:

- Игорь, Игорь! Ногами дрыгал! По мячу ударял, да в ворота не попал! - он кривлялся и показывал парням язык. - Сутей-мореход, что пыхтишь, как пароход!

- Я вот тебе! - погрозил кулаком Оленьков и даже сделал вид, что погнался за мальчишкой.

Фешкин подпрыгнул на месте и со всех ног припустил к школе, там, небось, Игорь не посмеет драться, но, оглянувшись, увидел, что Оленьков бежит за мячом, а не за ним, вновь запел:

- Игорь, Игорь, ногами задрыгал! За мной побежал, да споткнулся и упал!

Игорь дёрнулся было следом за нахальным пацаненком, но Герцев остановил его:

- Брось, это рябининский гаврик, настырный, я знаю,- ещё бы не знать, ведь именно Фешкин задирал Сергея на Третьем омуте, вынуждая спуститься на лыжах с трудного склона.

Тут Оленькову паснул мячом Чарышев, и тот со всей силы ахнул по мячу так, что он торпедой влетел в Сенечкины ворота.

- Уррра! - раскатисто разнеслось над полем. - Пятнадцатый! Шабаш! - в школе издавна существовал, неизвестно кем придуманный, закон играть в футбол до победного пятнадцатого мяча, потому Сенечка безропотно покинул свои ворота.

- Айда в кино, - предложил кто-то, и это примирило победителей и побеждённых, тем более что соперники - друзья-одноклассники.

Парни начали приводить себя в порядок, и тут всех удивила Осипова: подошла к Сутееву и вытерла платочком его потное, грязное лицо.

- Ого! - восхитился Сенька-зубоскал. - Виточка, может,

и за мной поухаживаешь? - но Виктория не удостоила его взглядом, и неисправимый Ерошкин тут же брякнул с самым невинным видом. - Дело ясное, я же не Серёжа Герцев, ему бы ты не отказала.

Герцев вдруг охнул и побежал к школе.

- Серый, ты куда? - крикнул ему вслед Оленьков.

- Я догоню вас, сумку забыл!

Герцев рванул дверь класса, да так и остался в дверном проеме, словно на преграду наткнулся: в пустом классе, прижавшись лбом к оконному стеклу, стояла Светлана Рябинина. Крупные градины-слёзы медленно катились по щекам девушки.

Герцев забыл про друзей, забыл, зачем прибежал в класс. У него заныло что-то внутри от жалости к Светлане.

- Что с тобой?

- Ничего! - дернула плечом Светлана. Слёзы сразу высохли: не хватало ещё, чтобы эти слёзы Герцев истолковал по-своему, отнёс на свой счет.

- Ты плакала, я видел. Может, я смогу чем-то помочь?

Всё было как осенью, только стояли они в классе, и утешение необходимо было на этот раз Светлане. Но Светлана нашла тогда для него простые спокойные слова, а он не знал, что сказать, просто стоял рядом и смотрел на неё.

А Светлана о чём-то думала, нахмурившись, что-то решала и наконец протянула Герцеву очередной номер городской газеты, ткнула пальцем в обведённую неровной чернильной линией заметку.

Герцев начал читать:

- «Восстановлена справедливость». Интересно, в чём это восстановлена справедливость, - подумал он, продолжая читать дальше: - «Рабкору Рябининой сделано замечание, о недопустимости...»

Он ничего не понял и вновь начал внимательно читать.

- За что это тебя так? - он взглянул на Светлану.

- Это долгая история. Тебе скучно будет.

- Слушай, я ничего не пойму, что к чему.

Светлана долгим взглядом посмотрела в глаза Сергея и начала рассказывать о том, как однажды получила задание написать о стенгазете сплавной конторы, как была у редактора той стенгазеты, как ей всё было интересно, как она наткнулась на заметку о злоупотреблении механиком конторы своим служебным положением. Заметка получилась неплохая, Луговой даже похвалил. Но месяц назад в редакцию пришло письмо, что она, Светлана, всё выдумала, оклеветала честного человека, механика Миронова. Она рассказала, как кричал на неё заместитель редактора Бурдин (Луговой тогда был в командировке), но промолчала, как плакала, лежа на постели, уткнувшись в подушку. Мать гладила её по голове и ласково убеждала: «Всё будет хорошо, разберутся, успокойся. Хочешь, я схожу к Викентию Денисовичу, схожу в редакцию? Это недоразумение». Светлана отказалась от помощи матери, сходила к Викентию Денисовичу сама, и тот, возмущённый и решительный, отправился в редакцию. Всё, казалось, уладилось, но вот вчера в газете появилась эта небольшая заметочка, «что факты, изложенные рабкором С. Рябининой, не подтвердились, как установил это А. Н. Веденеев».