Евгения Изюмова - Аттестат зрелости

В другом конце парка звенела музыка, сияли огни сквозь голые ветви тополей, пахло набухшими почками и первыми клейкими листочками. Колька поднялся и медленно побрёл к танцплощадке. К людям. Одному невыносимо страшно.

Колька показал свой билет с оторванным контролем пожилой женщине-контролеру:

-Я выходил!

- Чего шастаете туды-сюды? - неожиданно закричала контролёр, маленькая толстая старуха в чёрном халате поверх пальто, с милицейским свистком на шнурке, намотанном на верхнюю пуговицу халата.

- Чё, бабка, и отлить нельзя сходить? Здесь, что ли штаны спускать? - огрызнулся Колька, проходя мимо.

- Иди, иди! А то как засвистю! Фулюган!

Колька привалился спиной к изгороди, закурил.

- Чарыш, дай присмолить! - подошёл Окунь.

- Ннн-а ммма-ркк-у «Стрела» перешёл? - замычал Колька от яростной злобы: Окуня вот никто не трогает больше, и от этой злобы начал заикаться сильнее обычного. – С-с-свои ннн-адо иметь! – но выщелкнул из пачки сигарету, крутнул колесико зажигалки, дал прикурить Ваське. Тот затянулся с наслаждением, спросил шутливо:

- Чего квёлый такой?

- Да так... - злость у Кольки прошла, была одна одуряющая усталость, словно камни весь день таскал, так болели почему-то мускулы.

- Ну-ну, грусти, - усмехнулся Окунь, повернулся спиной, разглядывая танцующих.

- Вась... - Колька больше не мог сдерживать в себе тяжелый страх, который рвался наружу. - Вась... Дело есть к тебе...

- Ну? - Окунь глянул через плечо. - Какое ещё дело? У тебя дела с Одуванчиком, видел я, как ты поплёлся за ним, как бычок на верёвочке! Смотри, слушайся его, а то тоже станешь «меченым»! Шестёрка! - Окуню страшно нравилось говорить вот так с Колькой, словно он и сам никогда не боялся Одуванчика.

Колька, понурившись, молчал. И что-то такое жалобное и беспомощное струилось от него, и Окунь, хоть и грубо, но поинтересовался:

- Ну! Говори, чего надо!

- Выйдем... Здесь не могу.

- Пошли, мне всё равно.

- Только не в парке! - жалобно попросил Колька. - Прошвырнемся по улице?

Они вышли на улицу, Колька потянул Окуня в тень деревьев на другую сторону: их не видно, а весь вход в парк - будто на тарелочке.

Колька начал рассказывать. Сильно заикаясь, начал с зимнего вечера в школе. Слова выговаривались с трудом, наталкивались друг на друга, а Колька не мог уже остановиться и рассказывал. Говорил складно, не заикаясь, о попойках, своем страхе, о долге, о тех одиноких прохожих, у которых отбирали шапки, часы, деньги, о том, как ограбили однажды киоск, угнали и раскурочили «Запорожец», бросив потом останки машины в лесу...

Окунь слушал, не замечая, что давно погасла сигарета, дотлев до самого фильтра.

- Дуролом! - закричал, когда Колька, наконец, выговорился. - И ты молчал? Ведь сядешь! Неба в клетку захотел, да? Пошли!

- Куда? - испугался Колька, пожалев, что рассказал. Ему не стало легче, страх не отпустил, даже больше стал: а вдруг Одуванчик узнает, что проболтался Окуню, убьёт ведь. И чуть не заревел в голос от этого страха. - Куда? К «мусорам»? Не пойду!

- К Игорю Оленькову, к Серёге, к ребятам нашим! - Окунь ухватил Чарышева за рукав и насильно потащил в парк,

остановился у кустов сирени, что превратились в непроходимые заросли у самого входа, толкнул Кольку в кусты. - Жди нас здесь и не высовывайся! Мы придём сейчас!

Долгими показались те минуты, пока ждал Колька одноклассников, вздрагивая от каждого шороха, матерился после этого, но не убежал, и лишь увидев одноклассников в светлом кругу паркового светильника, выбрался из своего убежища.

- Айда! - скомандовал Оленьков, ни о чём не спрашивая.

- Куда? - заупрямился Колька. - К «мусорам», сказал, не пойду!

- Считай, уже сходил! - шевельнул Оленьков бровями насмешливо. - Я же в оперотряде, забыл? Тоже – «мусор», только штатский! – весело хмыкнул, и сказал уже серьёзно: - Пошли, Колька, время уже подходит.

- Какое время? - устало произнёс Чарышев.

- Га! Забыл уже! - гоготнул Оленьков. - Забыл, что тебе Одуванчик приказывал?

- Не пойду я никуда! - упёрся Колька.

- Брось, Колян! Я уж ребятам нашим сообщил, прищучим мы сегодня твоего Одуванчика. - Кольку больно кольнуло это слово «твоего», но проглотил обиду. А Оленьков продолжал говорить, пока шли по улице, сворачивали в проулок, чтобы выбраться к задним воротам школы, черневшей тёмными окнами за забором парка. - Уж тут он, сволочь, не выкрутится! А не знал я, что в своем классе надо было искать! - сказал удивлённо, но без всякой злобы. Чего уж злобиться? Колька - свой школьный товарищ, попал в беду, и его надо выручать, правда, не знал, как выручать, но верил - помогут ребята из оперотряда, ставшие надёжными товарищами за прошедшую зиму. С ними он искал объявившуюся в городе банду, которая грабила киоски и срывала с людей зимние дорогие шапки.

А Колька шёл и чувствовал себя зажатым в тиски. Сжимаются тиски: с одной стороны Одуванчик, с другой - Оленьков и его друзья. Колька уже не смел назвать одноклассников своими друзьями, и, похоже, так даванут те тиски, что брызнет из Кольки сок, умоется юшкой кровавой.

- Ну, не трусь ты, Чарыш! - шлёпнул Кольку между лопаток Окунь. - Будь человеком, а не «шестеркой» у Одуванчика!

Давно закончились танцы в парке. Воцарилась тишина, в которой гулким эхом отдавались любые звуки. Лязгали на станции буферами вагоны, свистели тепловозы, резким стал звук работающих автобусных моторов, которые изредка слышался со стороны улицы. Даже стук девичьих каблуков по асфальту раздавался далеко вокруг.

Колька Чарышев, вжавшись спиной в дощатый забор, ждал Одуванчика. Он бы убежал отсюда, если бы не знал, что там, где-то у гаража, затаились ребята: Оленьков, Герцев, Сутеев, Окунь... И стыдно убежать, ведь ради него, Кольки, шли они на риск, не побоялись вступиться за него. Колька чувствовал, что страх, липкий и противный страх, опутавший его с ног до головы, как паутиной, отступает.

Над забором мелькнула тень, кто-то мягко топнул ногами, прыгнув на землю, кто-то, затаив дыхание, остановился сторожко у ворот.

- Колик! Ты где? - позвал Одуванчик шепотом.

- Здесь, - отлепился от забора Колька.

- А-а... - хохотнул коротко Одуванчик, - я думал, ты уже слинял. - Свистнул тихонько, и тотчас через забор перемахнули еще четверо.

«Ну что ж, - отметил Колька. - Пятеро против пятерых, отобьемся», - он и себя причислил к одноклассникам. А вслух сказал:

- Пошли. Давайте быстрее.

- Пошли, - согласился Одуванчик. - Скворец, откроешь пока этого урода, - ткнул он пальцем в огромный, страшный на вид замок, но Колька теперь знал, чем больше замок, тем легче его открыть. - Остальные - к гаражу, да осторожнее там!

Около дверей мастерских Одуванчик провозился недолго, негромко позвякивая связкой ключей и отмычек.

- Прошу, - пригласил внутрь Кольку, когда открыл дверь.