Вера Кетлинская - Мужество

– Наши люди думай, что рыба не будет. Наши люди говори: «Рыба не любит нефть. Стройка пачкает Амур, рыба уходи».

Кто пустил эту выдумку? Андрей без труда выяснил: сам Ходжеро не знает, что такое нефть и откуда она берется в воде. Чужие слова, страшные вдвойне потому, что непонятны. Круглов стал выяснять, какие русские люди, приезжие люди есть в стойбище. Ему указали жену Михайлова – «Интеграл». Сам Михайлов уехал весной и только раз приезжал на несколько дней. Андрей расспросил – кто такой Михайлов? Старичок, седой, тихий, разговорчивый. Острая догадка заставила Андрея спросить: как имя-отчество? Старик из тайги… разговоры… «нанайцы говорят про русских: русские плохие люди…» Мооми и Кильту думают иначе. Имя-отчество Михайлова было Иван Потапыч. Нет, не то… Встречались ли Мооми и Кильту со стариком? Он не помнил этого. Но старик снова ушел в тайгу вскоре после их приезда… Да, но старика зовут Семен Порфирьевич… Глупости!

Андрей побывал у жены Михайлова. Спокойная, домовитая женщина с седыми волосами. Она с интересом расспрашивала о стройке. Она звала Андрея «сынок»… И ее муж был в командировке. Приезжал начальник, послал его. Как зовут начальника? Она замялась… Нет, она не знает, сынок, она простая женщина, ее дело – постелить постель и накормить гостя, остальное – дело мужа.

Андрей сходил в соседнее стойбище к русскому охотнику Степану Парамонову. Парамонов? Это о нем говорила Мооми? Степан принял его любезно, много рассказывал про охоту, про повадки зверей и птиц. Продал Андрею волчью шкуру (Дина приедет, так обрадуется!).

– Я и сам волк, – сказал Степан. – Забрался в тайгу и не вылезаю.

– Неужели вы и на стройку не поглядели? – осторожно спросил Андрей.

– Далеко больно! – сказал Степан. – Вот когда построите, магазины откроете, тогда и поеду. А так – чего же? Интеграл снабжает, тайга кормит.

Он посмеялся над опасениями нанайцев по поводу рыбы:

– Дикий народ! Только сами себя пугают.

И обещал поговорить с ними. Но сам рыбы не продал. «Я ж не рыбачу. Я охотник да вот мастерю кое-что. Тем и живу».

Когда Андрей рассказал Ивану Хайтанин о своем разговоре со Степаном, Иван Хайтанин возмутился:

– Как не рыбачит? У Степана лучшая сеть в стойбище!

Но подтвердил, что Степан никуда не выезжал.

Андрей побывал у родителей Мооми. Они не хотели пускать его в дом, отец и слушать не хотел о Мооми, а мать отвернула лицо, и не понять было, слушает она или нет. Но вечером она прибежала в слезах к Ивану Хайтанин и умоляла расспросить приезжего о дочери. Хайтанин переводил, мать плакала и улыбалась. Андрей заговорил с нею о рыбе и картошке. Она сказала, что это дело мужа. Но украдкой притащила мешок картошки: «Для Мооми».

Нагрузив две лодки (а он мечтал о целом караване), Андрей уехал из стойбища. Сено уж шло впереди на плотах, ведомых Ходжеро. Андрей не мог не признаться себе, что сделал очень мало. Он был уверен, что кто-то противодействует, кто-то работает во вред стройке. Прощаясь с Иваном Хайтанин, он поручил ему:

– Главное – выясни, кто их баламутит. Понимаешь? И напиши мне с Ходжеро.

Лодка отошла от берега и сразу, подхваченная течением, ринулась вниз по реке. Все то, что медленно развертывалось перед глазами по пути в стойбище, теперь мелькало как кинематографическая лента, пущенная с огромной быстротой. Андрей сидел на руле, невольно подчиняясь радости, внушаемой быстротой.

И вдруг вскрикнул, еще не понимая, что случилось. Его кепка слетела на дно лодки, и одновременно он услышал выстрел. Лодочник бросился на дно лодки. Испуганный и возбужденный, Андрей пригнулся и посмотрел в сторону выстрела – между деревьями вился расходящийся дымок…

Вернувшись на площадку, Андрей побежал к Морозову. Гордясь простреленной кепкой, он старался спокойно и равнодушно рассказывать о своих приключениях. Морозов повел его к уполномоченному НКВД Андронникову. Андронников приехал несколько дней назад, он еще очень мало знал, но в то же время знал гораздо больше Круглова. Чекистское чутье и опыт опередили точное знание. Они подсказывали ему, что на строительстве и вокруг строительства работают враги, подкапываясь под самые основы развития стройки. Он еще не выяснил, на каких участках и какими методами ведется подкоп, но был уверен, что враги от него не укроются. Он не удивился тому, что противодействие заготовкам так сильно, но удивился выстрелу.

– Открыто действуют, – сказал он, качая головой. Он внимательно слушал Андрея, разглядывая его сквозь очки близорукими глазами.

– А кто виноват в дезертирстве? – спросил он неожиданно.

Круглов вспыхнул. Когда кто-либо из комсомольцев совершал некомсомольский поступок, Андрей знал, что это его вина. Он не сумел воспитать… Он чего-то еще не сделал…

– Я! – сказал он решительно. Андронников усмехнулся.

– Ты? Да. Ты, и я, и другие. Если враг не пойман, виноваты мы, большевики. При хорошей работе любого врага можно поймать. Так кто же эти враги?

Это был вопрос его, Андрея: «Кто вас баламутит?» Он не знал, кто. Он рассказал о Николке и о других случайных комсомольцах, которые разлагали молодежь. Он со стыдом назвал Пака. Со стыдом потому, что сарай Пака был уже давно на замке, а сам Пак проводил дни и ночи на рыбной базе. Круглов не раз работал ночью на засоле рыбы. Пак был юрким и хитрым, слишком уж ласковым, его вид не вызывал доверия, но комсомольцы отдавали ему должное – он не жалел себя, всегда был на ногах, работал за троих, у него глаза покраснели от бессонных ночей, зато рыба никогда не портилась – она быстро исчезала в бочках с рассолом, быстро ложилась в подземном леднике штабелями, пересыпанными солью. Пак был хорошим рыбаком, он знал свое дело…

– Присмотрись получше к нему, к другим. У тебя ведь зоркие глаза. Молодые. – Андронников пожал руку Андрею и снова усмехнулся: – Насчет молодых это я так. Старые глаза зорче бывают: не разбегаются.

Андрей пошел по знакомому, но уже (за две недели!) изменившемуся поселку. Ревнивый глаз отмечал все изменения: над новым бараком настлана крыша, возле шалашей проложены деревянные мостки, у Кати Ставровой занавеска на окне, на двери столовой вывесили меню. Он даже подошел прочитать: «Свежая жареная рыба». На углу появился ларек. Катя Ставрова восседала там, окруженная рыбами и рыбьим запахом. Она замахала рукой Андрею и закричала во весь голос, подражая уличным разносчикам, вся розовая от смеха:

– Рыбы! Рыбы! Кому рыбы?!

Круглов подошел поболтать с нею. Катя хвастала – кета пошла. Рыбы сколько хочешь, столько и лови. Морозов заставил в один день выстроить ларьки и продавать всем желающим. Клара Каплан с комсомольцами построила их за ночь. Рыбу берут нарасхват. Морозов агитирует, чтобы ребята покупали и сами солили себе на зиму, – рыбная база не справляется, Касимов подвозит все новые и новые массы рыбы. Валька уже засолил бочонок. А сейчас вечерами делает бочки. Он не умеет? Ну да, не умеет. Когда он хочет, он все умеет!