Юрий Дружников - Ангелы на кончике иглы

— Вы не имеете права!

— Имеем. Давайте его сюда!

Они быстро развернули, а увидев рубашки, аккуратно засунули край бумаги в щель и вернули.

— Вот и все. Из-за такого пустяка — и нервничать? До свиданья.

Вежливо расступившись, они пропустили Тоню. Через несколько секунд, когда Антонина, открыв дверь, оглянулась, чтобы посмотреть, не идут ли за ней, их уже не было. Тоня так разнервничалась, что никак не могла найти ключ от квартиры и перерыла всю сумочку. Когда она наконец вошла, ей показалось, в квартире присутствует незнакомый запах. Она испугалась, не беременна ли, но тут же сама себе объяснила, что этого быть не может. Тоня открыла дверь на кухню и лишь тут сообразила, что это запах сигарет, только не таких, какие курил Ивлев, а более сладких. Да, он сидел с утра дома, разбирал бумаги. У мусоропровода валялись обрывки рукописей и целые листки. Не достал своих сигарет, курил какие попались.

В комнате Антонина сняла юбку и кофточку. Провела пальцем по письменному столу — надо вытереть пыль. На столе лежали папки, снятые с полки. Вячеслав что-то искал, спешил, даже не убрал. Она не стала ничего трогать, натянула халатик и ушла в ванную стирать.

Около восьми появился Вячеслав, усталый и хмурый. Наде не хотелось домой, и она поехала с ним на метро. Вячеслав согласился, хотя стремился остаться один. Он попытался проститься с ней у турникета, но она попросила разрешения подняться с ним вверх. А наверху сказала, что проводит его до дому.

— Ты обязательно хочешь, чтобы жена нас увидела? — спросил он. — Ты этого добиваешься?

— Ничего я не добиваюсь, — тихо отозвалась Надя. — Я всего добилась, добилась тебя. Мне больше ничего не нужно. Прощай!

Она бесстрастно поцеловала его в губы и, не оглядываясь, побежала к дверям метро. Он постоял, глядя ей вслед, пожал плечами и двинул домой. Едва он вошел в подъезд, его рванули в сторону за рукав.

— Он? — спросил в темноте ленивый голос.

— Он! Кто же еще? На, сука!

Его ударили в живот. Ивлев скорчился от боли. Смахнули шапку и сзади рванули за волосы, откинув назад его голову. Били его ногами. Сколько их? Трое, четверо — он не видел. Били молча, с разных сторон, до тех пор, пока дверь в подъезд не открылась и не показалось трое соседей — муж, жена и ребенок. Те, кто били, пропустили их в подъезд и один за другим выскочили на улицу. Соседи прошли мимо Ивлева, ничего не заметив.

Он полежал немного и поднялся. В лифте погляделся в зеркало. На лице ни единого синяка. Ныли живот, спина. Он ощупал себя: хорошо еще, не поломали рук и ног, и череп цел.

Домой он пробрался тихо, медленно снял плащ, долго мылся холодной водой, потом тихо пришел на кухню и молча сел за стол. Тоня быстренько стала его кормить, ни о чем не спрашивая. Он поел, поцеловал ее походя в щеку, ушел в комнату и вернулся.

— Тонь! Кто все перевернул вверх дном?

— Ты сам! — она положила нож, которым резала лук, и с тревогой смотрела на него. — Кто ж еще?

— Я?! — переспросил он с недоумением.

— Разве не ты что-то выбрасывал? — Тоня указала пальцем на пол возле мусопровода, где она еще не успела убрать.

Вячеслав опустился на колено. Каждое движение причиняло боль. Он взял с пола обрывок. Это оказался остаток одной из его неопубликованных статей.

— Какая сволочь все трогала?

— Когда я вошла, мне показалось…

— Выходит, что не понадобилось, просто рвали и сбрасывали в мусоропровод? Я иду в милицию!

Дежурный лейтенант в милиции к сообщению отнесся вяло, ничего не записал. Спросил фамилию и место работы.

— Ладно, будем искать.

— А на месте никто не осмотрит?

— Чего смотреть? И так ясно — обокрали. Я же сказал: будем искать. А чего украли?

— Украли?.. Учебник французского языка… Они меня избили, лейтенант!

— Вообще, я тебе так скажу, — лейтенант смотрел на Ивлева с иронией, но не без сочувствия. — Не лезь ты в это дело! Их разве поймаешь?..

Тоня еще возилась на кухне. Он сел на табурет посреди кухни, бессмысленно перебирая валяющиеся на полу клочки с заметками, черновики. Антонина опустилась возле него на колени.

— Ты брала блокнот с телефонами?

— Не трогала…

— Тогда ясно что еще украли. Ведь у Макса Закаморного есть белые стихи. Он раз сто их читал:

Телефоны друзей не записывайте!

Лучше так их запоминайте.

Таковы условия времени

И простой человеческой порядочности…

Светлозерская вернулась из редакции около десяти. Возле приоткрытого окна Инна остановилась, опустила длинную молнию, сняла платье, лифчик и вздохнула. Она знала, что с улицы все видно, но это ее не тревожило. Весенний воздух приятно защекотал в ноздрях. Инна блаженно потянулась, глянула себе под мышки и надумала сразу побрить волосы, пока не забыла. Она взяла бритву, когда раздался звонок.

Прикрывая рукой груди, она отворила — на пороге стоял Ивлев.

— Славочка? Заходи! Извини, я не совсем одета.

— Я вижу, — Слава поставил портфель у двери. — Так даже красивее… Ты прости, Инка, что я так поздно. Давай рукопись!

— Так я же не кончила!

— Сколько успела, неважно. И… давай свою машинку.

— Зачем?

— А я привез новую, лучше твоей…

— То есть?!

— Не будь глупенькой, Светлозерская. За мной следят. Хочешь, чтобы тебя попутали?

— Меня? А меня за что?

— За то, что мне печатала, дуреха!

Она присвистнула.

— Да ты проходи, Славочка. Снимай плащ…

Хозяйка возилась на кухне, в комнату не заходила, слышала, что к Инне кто-то пришел.

— Что это? — спросил Ивлев.

По руке у нее текла тонюсенькая струйка крови.

— Чепуха! Я бритвой порезалась. Хочешь слизать?

Ивлев взял ее за плечи, поцеловал, собрав языком кровь.

— Спасибо, — сказала она. — Ты безопасной бритвой — умеешь? Тогда побрей мне подмышки.

Она подняла обе руки и поворачивалась, пока он это делал.

— Мужчина — совсем другое дело. Он все умеет. А трусики мои тебе нравятся?

— Очень!

— Это итальянские. Правда, состарились, но лучше наших-то! Вот эти завязочки спереди развязываются.

— Закройся, Инка!

— Пожалуйста, — она не обиделась. — Тебе же лучше хотела. Я все равно Надьке уже сказала, что мы с тобой спали…

— Зачем, глупая?

— А у меня примета: если совру, что с кем-нибудь спала, после обязательно лягу. Ложь сбывается! Примета такая, понимаешь?

— Понятно! — он положил бритву. — А хозяйка — она как?

— А она, когда ко мне мужчина приходит, на кухне сидит. Я ведь ей за это плачу.

— За что?

— За каждого мужчину. Так что она довольна, если больше приходят. Скупая, сволочь: подслушивает, сколько кусков бумаги в уборной отрываешь.

Поставив зеркало на стол напротив него, Инна начала навертывать прядки волос на бигуди. Голову она покрыла цветастой косынкой.