Юрий Дружников - Ангелы на кончике иглы

Партийная и общественная работа: член партийного бюро редакции «Трудовой правды», член месткома редакции (культмассовый сектор).

Семейное положение: женат. Жена Рабинович Ася Исааковна. Сын Константин, рождения 1947 года.

Паспорт III НМ No 844283, выданный 104 о/м г. Москвы 18 июня 1956 г. Прописан постоянно по адресу: Москва, 3-я Парковая ул., д. 59, корпус 3, кв. 94. Тел. 269-13-44.

Вы, может, и не поверите, но абсолютно все ответы на вопросы из доброй сотни, а может, и большего количества анкет, которые Якову Марковичу приходилось заполнять, он помнил назубок. Это было очень важно, чтобы, не дай Бог, в каком-нибудь пункте случайно не описаться. Сам Яков Маркович в этом слове почему-то всегда ставил ударение в начало, хотя имел в виду исключительно истечение слов. Он утверждал, что эти ответы каждый советский человек должен помнить и после кончины, поскольку неизвестно, берут ли русского, не говоря уже о еврее, без анкеты в ад, а уж в рай, так это совершенно точно, нет.

Хорошенько помнить свои записи в анкетах ему приходилось еще и потому, что ни на один вопрос, даже вовсе простой, Яков Маркович не мог ответить «да» или «нет». В каждом «нет» было все-таки немножечко «да», а в каждом «да» — какой-то процент «нет». Наиболее истинным он считал то, что было написано в предыдущей анкете, а об остальном мог только догадываться, известно остальное или неизвестно в каких-либо организациях лучше, чем ему самому. С уверенностью он мог лишь указать свой нынешний псевдоним, хотя и тут, конечно, имелся один процент туда и один сюда.

Его мама Сарра Раппопорт была родом из Украины, из самой что ни на есть черты оседлости. Она рассказывала сыну, что в молодости, когда за ней, большевичкой, после ссылки нелегально проживавшей в Петербурге, стала следить полиция, она уехала в Берлин и там познакомилась с настоящим немецким коммунистом. Возможно, он тоже был еврей, но может быть, что и нет. Сарра Раппопорт вспоминала, как в берлинской синагоге, по настоянию ее родителей (отец Сарры имел часовую мастерскую), раввин сделал обрезание ее мальчику 13 января 1917 года и записал его рождение этим днем в книге под именем Янкель.

— И вот с тех пор, с легкой руки раввина, — жаловался Яков Маркович, — мне делают обрезание все кому не лень.

Получая в 33-м в Москве паспорт, он записался Яковом. Бывшего своего мужа Сарра звала Марком, товарищи — Меером. Настоящее его имя никогда не употребляли. В синагоге Янкеля записали по фамилии отца, но пока мальчик был маленьким, отца у них в доме не поминали; он остался в Германии, а Сарра, вернувшись после революции в Россию, боялась, что сын проболтается! Она предполагала, что раз его отец не пишет, значит, он в подполье. И поэтому фамилию сыну она написала свою.

Однажды к ним пришел иностранец. Мать в это время работала машинисткой в Совнаркоме. Говорил он почти по-русски, передал привет и посылку. Он уговаривал мать уехать к отцу, который, оказывается, давно переселился в Соединенные Штаты и имеет там свой маленький бизнес.

— Возможно, он забыл, что он коммунист! — разнервничавшись, кричала Сарра на гостя. — Но передайте ему, что я своих убеждений не переменю ни за какие коврижки!

— И не надо менять, — уговаривал ее американец. — Вы будете коммунист у нас в Америка. Здесь коммунист много, у нас мало. И потом… Он все-таки отец на ваш ребенок… Он вас любит!

— Если любит, пускай приезжает сюда строить коммунизм!

Больше Яков ничего о своем отце не слышал, не интересовался им во избежание недоразумений, и в анкетах писал, что родственников за границей нет. При получении паспорта, не имея свидетельства о рождении, вместо Берлина назвал другой хороший город — Бердичев, потому что он тоже начинался с Бер. И, как впоследствии сам убедился, он поступил весьма дальновидно. Что из документов он мог предъявить в милиции? Только старый паспорт Сарры, с которым она до революции ездила за границу и обратно. И когда предъявляешь какой-нибудь документ, сразу начинается путаница. В паспорте было записано: «Вероисповедание иудейское».

— Это кто же такая твоя мать? — спросил начальник милиции.

— Еврейка.

— А из чего это, спрашивается, видно?

— Иудеи — это евреи.

— Не врешь? — начальник смотрел недоверчиво.

— Честное комсомольское!

— А разве «иудей» хуже, чем «еврей»?

— Вообще-то нет, не хуже…

— Давай тогда для точности запишем «иудей».

Паспортистка, выписывая это красивым шрифтом, написала вместо «иудей» — «индей». А когда он удивился, успокоила:

— Да тебе не все ли равно, сынок? У нас все нации равны.

Таким образом, можете себе представить, что Яков Маркович Раппопорт не был ни Яковом, ни Марковичем, ни Раппопортом. Он родился неизвестно точно когда и абсолютно точно не в Бердичеве. Он не примкнул ни к одной из существующих национальностей, и ему оставалось стать в СССР родоначальником и представителем новой нации — индеев.

Когда в 35-м товарищ Сталин изучал после убийства товарища Кирова представленные ему списки ответственных и не очень ответственных работников аппарата, отмечая некоторых галочками, возле Сарры Раппопорт он поставил синим карандашом точку, задумался и даже пососал трубку. Сарру он знал очень хорошо. Они часто виделись до революции. Он принимал ее за грузинку и слегка за ней ухаживал. Тогда она была почти девочка, тоненькая, как виноградная лоза, с черной косой, а в 19-м вернулась в Россию после родов похорошевшей, разве что самую малость располневшей. Сталин встретил ее в ЦК, по-товарищески положил руку на плечо и предложил работать у него в Рабкрине.

— Харошие кадры пад нагами не валяются, — сказал он.

Сарра Раппопорт стала машинисткой у заместителя председателя Рабоче-крестьянской инспекции Варлаама Аванесова, работавшего в тесном контакте с Дзержинским. Своего заместителя Сталин, однако, не любил за его бесконечные возражения, без которых тот никак не мог обойтись. Поговаривали, что к этому примешивалась и нелюбовь грузина к армянам вообще, но это была неправда. Пристроив Сарру к Аванесову, Сталин стал приглашать ее к себе на дачу в Барвиху, гулял с ней в лесу. Однажды на тропинке, когда Сталин как бы случайно положил Сарре руку пониже талии, им навстречу попался Владимир Ильич. Он остановился и со свойственной ему прямотой и лукавством пригрозил пальцем:

— По-моему, у председателя Рабкрина с секретаршей Аванесова мелкобуржуазные отношения, а? Надо натравить на них Рабоче-крестьянскую инспекцию!

Поняв, что просто так не получится, Сталин сделал ей предложение, обещая в случае согласия развестись с женой. Но Сарра почему-то ему отказала. Больше Сталин ее на пикники не приглашал.