Галина Николаева - Битва в пути

— Вот, вот! — сказал Курганов. — Надо поднимать. Для этого самого ты туда и ездишь.

Вострухов улыбнулся и пожал плечами:

— Вы хотите, чтоб с моим появлением поднимались урожайность, удойность, яйценоскость?

— Хочу! Вот именно! Наконец-то ты меня понял! Вострухов встал.

— Я секретарь райкома, а не председатель колхоза, не агроном, не зоотехник и, простите меня, не бык, не петух, не аммиачная селитра. И хотел бы о серьезном разговаривать серьезно. Может быть, у меня за девятнадцать лет сложилось неправильное представление о партийной работе.

— Да. Неправильное. Вострухов опять развел руками:

— Научите.

«Не учить надо, а переучивать. Это труднее», — подумал Курганов. Он видел, что слова отскакивают от Вострухова, как пули от хорошо бронированного танка. «Словами его не пробьешь. Надо делом. Да, в трудных случаях лучшее убеждение — личный пример».

— Я поеду сам в этот колхоз.

Когда Вострухов уходил из комнаты, Курганову бросился в глаза его затылок. В затылке, в шее, в плечах была странная окаменелость. Вся спина говорила о том, что удаляется человек ответственный, которому не пристало без толку вертеть туда-сюда затылком…

И вот Курганов в деревушке, захлебнувшейся дождями, в дырявой, как решето, ферме. Перед ним лысоватый председатель и кудрявая зоотехник Сомова.

О председателе колхозники говорили так: «Прежний сам воровал, а другим не давал, а этот сам зазря не берет, зато те, кому не лень, тянут…»

Зоотехник Сомова три раза проваливалась на экзаменах в техникуме, а когда наконец сдала, все хорошие колхозы были распределены, а ей достался наихудший…

— Ну, давайте попробуем вместе разобраться… — услышала Анна бодрый голос приезжего. Он говорил громко и мешал ей вслушиваться в шум дождя. Что мог сказать ей приезжий? А дождь, порывисто и наискось хлеставший в оконце, говорил ей, что ветер стал переменчив и летит больше с вёдреной стороны, что к ночи, даст бог, отгонит тучи, что завтра, может, выдается парной день.

Изредка доходили до сознания обрывки фраз:

— Вы зоотехник, и вы считаете план нереальным? Зачем же вы так планируете?

— А как я иначе могу планировать? Спущена же нам цифра две тысячи литров!

— Надо же уважать себя как специалиста, чтобы так..

«Морось… морось… — думала Анна. — И вчерашний о том же. И позавчерашний то же самое… А ведь светлеет на улице. Опогодилось бы завтра, поспели бы еще а яровым».

— Зоотехник в кормушку не ляжет! — громко сказала Рита.

— Этого и не надо. Но чем меньше кормов, тем умнее надо их расходовать. Нельзя же всем поровну! Скажите, какая корова отелилась последней?

— Ох, забыла! В журнале записано. «Красуля отелилась», — подумала Анна. — Сколько она дала молока?

— Кто же ее знает…

— Именно вы, зоотехник, и должны знать. Я вам казуистических вопросов не задаю.

Непонятные слова опять зажужжали, и Анна снова перестала слушать. Однако настойчивый мужской голос то и дело пробивался сквозь дрему и мешал ей.

«И чего он жужжит? Чего добивается?.. Как муха об стекло… бьется… бьется…»

Зашелестели страницы журнала.

— А вот эта Бодуха? Да ведь она меньше козы доит. Услышав про Бодуху, Анна подняла голову.

— Видно, на запуск идет, — объясняла Рита.

— С какого числа в запуск?

— При нашем зоотехнике никто не знает, не ведает, когда коровам в запуск идти, когда телиться, — сказал председатель.

— Как же так? — обратился Курганов к Рите. Рита вздохнула:

— У нас бык больно бравый парень. Как завидит коров, все загородки порушит! Сколько раз говорила председателю: «Угороди крепче!»

Зоотехник и председатель стали ругаться. Анна не любила ругани и, чтоб успокоить их, хотела сказать: «Да и не огулена Бодуха вовсе, и не в запуск ей. От старости пропадает!»

Но зазвучали слова: «Опыт передовых… Выполнение плана…» И Анне снова стало казаться, что бьется о стекло беспокойная муха.

Она очнулась, когда приезжий обратился прямо к ней:

— Скажите, а вы ездили на фермы колхоза «Крепость социализма?»

Анну вместе с другими доярками недавно возили в знаменитый колхоз, но фермы не произвели на нее впечатления. Уж очень все там было не похоже на свое, кровное, недостижимо.

Она вяло ответила: — Возили нас.

— Что ты нехотя отвечаешь? Или не понравилось тебе? — сказал председатель.

Ей не хотелось говорить, но все ждали ответа. Она ответила не глядя, не подняв головы:

— …Звонки бубны за горами…

Она взяла свой бидончик и двинулась к двери.

Посылая доярок в колхоз «Крепость социализма», Курганов старался, чтобы там было как можно великолепнее, — сам помог раздобыть для доильного зала керамические плитки и белые плафоны. Ходил по ферме, любовался и радовался: «Приезжай, учись, вдохновляйся!»

«Вот тебе и вдохновились! — Он привычно иронизировал над собой. — Только «бубны» да еще и «за горами». Послать отсюда туда — все равно что из первого класса прямиком в десятый! А как иначе? Не открывать же животноводческую ферму первой ступени и животноводческую ферму второй ступени? Или сюда привести оттуда лучших? Да! Ту же Лизавету. Коммунистка. Умница. Пусть покажет, что можно сделать с этим скотом в этих условиях».

Когда Анна навозила воды и собралась домой, те трое опять появились на ферме и направились к ней.

«Опять идет неотвязный. И чего жужжат пустое?» -

— Вот она… Бодуха… — сказала Анна в досаде. — Вы про нее гадаете: «Огулена, не огулена». Смех слушать! Перестарок же! От нее поносу больше, чем молока…

— Для чего же держать такую корову?

— И давно бы забили, когда б она коровой была. Так ведь она не корова, она «поголовье»!..

— Что ты несешь несуразное? — сказал председатель,

— Зоотехник же объяснила: «Поголовье забивать законом запрещено!» Мы так и понимаем: коров для молока держут, поголовье — для законных хвостов!

Щеки Анны пылали желтоватым румянцем. Курганов видел, что она раздражена, но ее раздражение было лучше, чем дремотное безразличие.

— Все на зоотехника, все на зоотехника! — накинулась Рита на Анну. — А кто тебе мешает своими коровами распоряжаться? Дала бы одной поболе, другой помене.

Рита кипятилась. Презрительно поглядев на нее, Анна подумала: «Не дал бог свинье рогов, а бодуща была б!»

Курганов нечаянно толкнул ногой бидончик, припрятанный у стены, меж ведрами. Густые желтовато-белые сливки медленно потекли по грязи прохода.

— Видали? — сказала Рита Курганову. — Еще и не стемнело, а уже припаслись тащить! С таким народом работать! А все на зоотехника! Чей бидон?

На разгоревшихся щеках Анны появились два белых пятна. «Как морозом прихватило!» — подумал Курганов и понял, что сливки украла она.

— Я дознаюсь, чей это бидон! — сказала Рита.