Михаил Бубеннов - Орлиная степь

— Куда?

— В совхоз!

— Но где он, совхоз?

— Создайте! Машины — вот они! Люди — вот они! Не хватает людей — все Лебяжье пойдет в совхоз! Да, да! Без шуток! И будет неплохо!

— Но совхоз надо строить.

— Стройте!

— А где деньги? На что строить?

— А вот на те миллионы, которые должны попасть к нам ни за что. В кассе они, деньги-то!

От этой простой и великолепной мысли Зима так и онемел. В явном замешательстве он уставился на Куприяна Захаровича и несколько секунд молчал, с изумлением и тревогой разглядывая его лицо, по которому теперь катился градом пот, потом заговорил не своим голосом:

— Куприян Захарович, да что же с тобой? Ты нездоров? Ну можно ли так? Ты весь в огне!

— Идите! — попросил Куприян Захарович, растягивая обеими руками полы пиджака и обнажая грудь, обтянутую синей сатиновой косовороткой. — Я догоню. Постоять мне надо.

— Хорошо. Успокойся. Мы пойдем. Пройдя сотню шагов кромкой пахоты, Зима быстро оглянулся на Куприяна Захаровича, который стоял, не сходя с места, и держал в руках кисет, горестно потряс головой и не стерпел, чтобы не укорить понуро шагающего рядом Леонида:

— Обидел ты старика. Здорово обидел:

— Сам каюсь, — глухо отозвался Леонид.

— Ему тяжело. Он весь замордован, — грустно продолжал Зима. — Старый партизан! Еще с Колчаком воевал. Его здесь везде знают… Да и на этой войне воевал не хуже других: у него вся грудь в орденах. Ему в министрах быть. Ума — палата! Знает землю, знает дело… Развяжи ему руки, заплати хорошо за зерно — он в два года поднимет Лебяжье над всей степью! А мы его все учим, все бьем, все мордуем… А за что? У него десятки выговоров, которых он не, заслужил! Его два раза незаконно исключали из партии! Он меньше всех виноват в том, до чего дожило Лебяжье, и больше всех отвечает за это. А что он может сделать? Кто он? Он существует для того, чтобы было на кого в любое время вешать чертей. Только и всего! У нас ведь издавна так повелось, что все валят на председателей колхозов… Почитаешь книги — большинство председателей только и знают, что губят колхозы: то жулик, то вор, то пьяница… Вроде только по их вине и страдают колхозы! А теперь вот заговорили о том, что многих старых председателей, не имеющих образования, надо заменить агрономами.

— Неужели и его снимут? — спросил Леонид. — Ходит такой слух.

— А он… знает об этом?

— Вероятно. Он все знает.

Будто сговорясь, Зима и Леонид оглянулись и сказали в один голос:

— Курит.

И вновь не спеша зашагали краем пахоты.

— Ах, какая у него умная мысль! — все более оживляясь, вновь заговорил Зима. — Государственная мысль! Да, колхозам надо оставить столько земли, сколько они могут обработать своими силами, с нашей помощью, а все остальные земли — в совхозы. Для государства — огромная выгода. Совхозы больше сдадут хлеба. Да и дешевле он будет! Это же ясно. Но зачем же он горячится так и страдает?

Зима и Леонид, как по команде, вновь быстро оглянулись назад— и обмерли: Куприяна Захаровича не было…

— Сердце! — белея, выкрикнул Зима.

Куприян Захарович лежал у края пахоты, головой на гребнистом пласте целины, с широко раскинутыми руками, будто мысленно обнимая все небо с сияющим солнцем в зените…

Из густого бурьяна на залежи стремглав, но почти бесшумно вылетела матерая линяющая волчица. Остановившись поодаль и слегка избочась, она несколько секунд зорко и настороженно смотрела на Степана Дерябу. Но вот точно кольнули ее шилом в бок, она разом отпрянула в сторону и мгновенно исчезла в залежных дебрях. Однако не успел Деряба опомниться от неожиданной встречи и сорвать с плеча ружье, лобастая морда волчицы замелькала в помятой полыни по другую сторону межи. «Ох, тварь! Хитрит! Отводит! — догадался Деряба. — Так это ж… где-то у нее тут логово!» Звук взводимого курка вновь сильно отбросил матерую прочь. С бурно застучавшим сердцем, ломая сапогами сухие травы, все время оглядываясь по сторонам, Деряба направился прямиком к тому месту, откуда впервые вылетела вспугнутая волчица…

Через сотню шагов, сделанных в большом напряжении, в ноздри Дерябы вдруг ударило густой псовой вонью, смешанной с душным, гнилостным запахом падали. Деряба даже немного растерялся. Он остановился с выброшенными вперед стволами, оглушаемый ударами сердца. «Здесь!» — затрепетала от азарта его душа.

Сначала Деряба увидел среди бурьяна небольшую, вытоптанную, всю в лежках круговинку, на которой валялись кости, клочья сурчиной шерсти и перья, а потом и волчье гнездо в небольшой ямке под нависшими будыльями свербиги и бу-дяка. На сухой земле, слегка устланной волосистым типчаком и шерстью, обеспокоенно стонали и ворочались в плотной кучке, устраиваясь на покой, темно-серые волчата с заостренными ушками и черными ремешками по хребтам. Отделившись от гнезда, два волчонка в светлом шелковистом пуху под темной остью, с очень редким волосом на задних ногах и небольшими белыми пятнышками на груди играючи грызли и душили друг друга, совсем как щенята. «Восемь! Восемь штук!» — сосчитав волчат одним взглядом, закричал Деряба и, оглядевшись по сторонам, бросился к логову.

Быстро хватая и пряча волчат в пустой вещевой мешок, Деряба вдруг услышал невдалеке шорох и, вскинув голову, обомлел: впереди, в пяти шагах, в сумеречи бурьяна торчала лобастая и остроглазая звериная морда. Выронив из рук волчонка, Деряба крикнул сквозь зубы, схватился за ружье, которое держал наготове зажатым меж колен, ошалело вскочил на ноги и выстрелил вдаль, где уже успела сгинуть волчица.

— Ух, тваркь! — выкрикнул Деряба. — Еще лезет!

Завязав мешок, где кое-как уместились семеро копошащихся, изредка взвизгивающих волчат, и закинув его за плечо, Деряба взял восьмого волчонка, самого крупного, в руки, прижал к груди и, все время оглядываясь, быстро зашагал залежью на запад, в сторону побуревшего за последние дни Заячьего колка.

Волчица безумно металась на некотором расстоянии позади человека, уносящего ее детенышей. Но вот кончилась залежь. Оказавшись на чистой целине, волчица внезапно припала в ковыле, рядом со следом человека, судорожно проползла немного на животе, поцарапала землю лапами, впервые тихонько застонала, а потом надолго, очень надолго, замерла с горящим, немигающим взглядом…

В Заячий колок Степан Деряба пришел за час до пересмены. Ночная смена, ездившая сегодня в Лебяжье, в баню, спала богатырским сном. Леонид Багрянов в сопровождении Дружка ходил от трактора к трактору по новой клетке. Дед Ионыч и Петрован повезли лодку и сети на Лебединое озеро. На стане нешумно бодрствовали только поварихи.

Феня Солнышко знала Дерябу еще по Залесихе и, естественно, встретила незваного гостя весьма сухо. Она даже сумела сдержать свое любопытство, когда увидела на его руках волчонка. Стараясь сократить разговор с гостем до предела, Феня едва кивнула головой на его приветствие и сообщила: