Виктор Шкловский - О теории прозы

Дон Кихот на какую-то четверть знает с самого начала, что не существуют те чудеса, о которых он прочел в книгах, он наслаждается преодолением сомнений.

Так наслаждались русские люди, которые после покорения Казани и Астрахани прошли через весь материк и дошли до Океана, неизвестного, неназванного. А для сомневающейся Испании Колумб по ошибке открыл другую землю. По его следам пришли люди, которые тоже удивлялись сначала первой высадке на новую землю, а потом и второму Океану.

Круглость мира, шарообразность Земли дорого досталась Земле.

В «Слове о полку Игореве» говорится как бы о холмах, которые, как кажется мне, сравниваются с боевыми шлемами.

Но от Чернигова и до моря нет холмов.

Просто Земля сама, круглотой своей, боком своим, показывает расстояния, удивляя человека.

В «Слове» говорится о рати русской:

Я говорил эти слова над могилой Б.М. Эйхенбаума.

Так идет история, преодолевая кривизну Вселенной.

М.М. Бахтин, когда говорит о карнавальном искусстве, о значении этого народного искусства, – почти прав.

Только это народное искусство того времени, когда не было больших городов, не открыты были океаны и люди более тесно видели друг друга.

Бахтин прав, только он думает, что книги имеют одну сторону (страницы).

Наш современник, наш друг, старый друг, стихи которого еще недочитаны, недопоняты, – Владимир Маяковский сказал: «Вам ли понять, почему я спокойно душу на блюдце несу?»

Раскрытие существующего, имеющего право на существование, – трагично.

В жизни искусства есть великие сломы, которые мы привычно называем сменой школ. Система сламывается целиком, как будто отбрасывается старый опыт, традиция. Восстанавливается свежесть отношения частей.

Человек преодолевает страх, или ревность, или жадность, не уничтожая чувство.

Смена мировоззрений, смена реальных отношений подчиняет себе жестокость структур, переосмысливает их.

Как выглядят для автора его старые книги, спрошу я сам себя.

Они не исчезают.

Но их судьбы изменяются.

Книгу о теории прозы 1925 года, по существу 1920 года, надо бы дать как примечание к нынешней – более крупной.

Ведь все рождается маленьким, потом развивается.

«Искусство как прием» – ведь это как кубик Рубика, можно так, а можно и так.

Действительность же – это жизнь о жизни.

Сегодня плакал в уборной. Очень обидная вещь старость. «Не надо; за два года вы сотворили подвиг».

Два года не в счет.

Два года стоят в очереди.

В счет то, что чувствуешь сейчас.

Я хватаюсь за оружие, так как вижу, что вызываю негодование; моим оружием являются цитаты (Стендаль, Жизнь Метастазио) .

Что-нибудь почитать на ночь, умоляю антилопами и лесными ланями.

Хотите посмотреть Мопассана?

Смотрел. Хуже стал.

Лескова?

Он уже не в моей жизни.

Итак, мы с вами закончили тему, начатую еще в «Энергии заблуждения», или, если хотите, эти события прояснили тему.

Есть инерция движения.

Есть инерция покоя.

Несчастен.

Ну что ж. Пусть будет так.

Здесь никто не был счастлив.

Данте создал как бы гигантские счеты, мимо которых проходит человек и смотрит, как растет его счет.

Поэзия вмешивает человека в жизнь, сталкивает с жизнью, заставляет спорить с жизнью.

Проза же – рассказ о происшествии, о новостях бесспорных, и в то же время она содержит в глубине своей споры и проверку себя.

В «Илиаде» герои меняются доспехами, причем называется их цена. Это неожиданное указание на разность ценностей. Обычно подарки не оценивают. Разнооцененность вещей как бы сохраняется.

«Одиссея» – не только рассказ о возвращении Одиссея на Итаку. Это книга о гибели героев Троянской войны.

Гомер детально описывает дом Одиссея. Он как бы ощупывает жизнь.

Жизнь вне искусства – вне жизни.

Сказки написаны в степях, в лесах, в горах, поэтому они разно выглядят.

Так называемые лисицы в китайских новеллах, они соблазняют студентов за неимением писателей, эти лисицы связаны с разрушенными домами – почти всегда.

Люди живут в разрушенных домах, им помогают лисицы.

В китайском фольклоре, за редким исключением, нет обратного хода.

Китайский подземный и наземный мир отличается тем, что они живут по одним и тем же законам.

Это не иной мир, а иное пространство.

Иной мир связан с нашим миром простыми норами; как мы понимаем, именно по ним гуляют кошки Бодлера.

Человек попал в ад.

Там он разбирает архив и пересматривает историю.

Вот это передвижение во времени заключено в интересе к иным характеристикам, к иному пространству.

Женщине дают письмо на тот свет. Она берет письмо, попадает на тот свет через дырку в апельсиновом дереве, и подземный мир плачет, читая письмо.

Карамзин говорил, что и крестьянки чувствовать умеют.

Здесь можно сказать – и демоны чувствовать умеют.

Можно сказать, что тот свет почти что сдает комнаты жильцам с этого света.

Противоречия омывают душу человека, очищают, прежде всего прояснивают ее.

Двигаясь среди противоречий, человек познает сам себя, и остановка – это только толчок для нового пути.

Ритм движения, что то же – рифма, возникает при касании то одной, то другой стенок противоречий.

Следует повторить еще ряд обстоятельств.

Аристотель сказал: смысл должен быть понятен из действия, слова служат философии.

Пушкин говорит, что драматургия показывает человека в предположенных, то есть вымышленных, обстоятельствах.

Итак, наука о теории прозы раскрывает нам человека в разных предложенных обстоятельствах, и это освещается действием, то есть движением.

Толстой в своих ранних вещах путает Леву и Николеньку, придумал себе маменьку, придумывал планы на будущее, придумал себе детство и, наконец, придумал себе теорию прозы.

Невозможно рассказать, насколько это трудно, но Сервантес в ходе работы над романом «Дон Кихот» вел анализ собственного романа, и этот анализ он снова ввел в роман и уже успевал вывести оттуда нити для нового обдумывания; говорю о вещах гораздо более сложных, чем разница между первым и вторым томом.

Про Дон Кихота надо сказать: жил безумным, умер мудрым.

«Дон Кихот» рассказывает, какая должна быть женщина и как должен любить мужчина.

Люди думают, что «Дон Кихот» – это пародия, а «Дон Кихот» – это наибольшая добродетель.

Это возрождение.

Дон Кихот – Ахиллес Нового времени. Вот проповедь новой Европе.

Вот кто был союзником русских во время 1812 года.

Кутузов не достигает положения Дон Кихота, он платит женщинам.

Роман стал бессмертным не потому, что Дон Кихота били и смеялись.