Виктор Шкловский - О теории прозы

Его церковь говорит: слепая вера снимает ответственность с человека.

Церковь, которая сама для себя «непогрешима», выделяет человека, который несет эту непогрешимость с послушанием.

Иван Карамазов создает горькую и довольно обширную прозаическую поэму: «Легенда о Великом Инквизиторе».

Это величайшее изображение столкновения веры с религией, веры в знания человечества с религией.

Человечество само к себе добирается, создавая свои построения, они точно рассказываются Достоевским в одной из его последних вещей.

Что уже люди ни во что не верят, все время собирают конгрессы, бьют в колокола, боятся друг друга.

Достоевский не знает, каким будет мир, если не будет Великого Инквизитора.

Великий Инквизитор – это фашизм.

И в то же время – это Победоносцев.

Представитель официальной церкви, заявивший, повторяю, что Россию нужно подморозить.

Не спорить, а остановить ее.

Вера как неверие, и неверие как вера.

Вот что такое легенда о Великом Инквизиторе.

Великий Инквизитор связан с Победоносцевым.

Осип Миллер говорил, что Достоевский умер социалистом. Социализм его был очень серьезен.

Он понимал.

В Париже, говорил Достоевский, чем больше торжествует буржуазия, тем она боязливее. Она, дрожа, залезает под мантию Наполеона III, она боится социалистов.

Вернемся к рассказу о дьяволе, о черте, который летел к Ивану Карамазову через холод космоса.

Хвостатый черт говорит, что летел он во фраке.

– А вы представляете, какой холод, – произносит черт брезгливо.

В Сибири девка, которая издевается над парнем, предлагает ему «поцелуй-топор». Он целует топор – и губы не отделяются от металла. Я уже рассказывал эту историю.

Тогда Карамазов спросил:

– Ну, а что топор?

– Какой топор? – удивился черт.

– Топор, который летает.

Черт устанавливает точно, что если у топора есть достаточная начальная скорость, то он будет летать вокруг земли. В газетах будут писать о восходе топора в такое-то время.

Заход топора в такое-то время.

Достоевский описывает в этом мире спутники и летающие вокруг земли какие-то предметы.

Топор – это восстание.

Крестьянское восстание.

Придут мужики и принесут топоры.

Великий Инквизитор – Победоносцев.

Целое, говорил когда-то Аристотель, имеет начало, середину и конец.

Ньютон, познав понятие силы, был очень озабочен поисками завязки и развязки этого сюжета.

Ньютон, великий ум, искал развязку сюжета мироздания как в явлениях физического мира, так и в явлениях действительности и литературы.

Ньютон также понимал, что развязки не бывают без завязок, без начал явлений, без начала вещей.

И сегодня мы, люди, над головами которых небо вновь колеблется, приходим к Ньютону и говорим:

«Прости, Ньютон, мы смеялись над твоими поисками, но вот мы снова пришли к тебе, – что думал ты о развязках этого мира, что думал ты о силе и о начале ее; небо колеблется, и четыреста лет лишь так сгустили, свели противоречия мироздания, что скальпель анализа не в состоянии найти этот гордиев узел».

Жизнь человеческая одна.

Мир не плоский.

Пространство может быть изогнуто, но, снова скажу, я уже этого не понимаю.

Мы ползем к познанию мира.

Как гусеница: она ползет по листу, и она не знает, что листьев много, они разные, что они изогнуты и могут даже свернуться в трубочку.

Достоевский если не знал, то, конечно, предчувствовал, – небо колеблется – и тоже искал развязку.

Он не сочувствовал близкой революции, но внимательно приглядывался к людям революции.

Он знал, как труден каждый новый шаг в ледяных просторах космоса.

Лет сорок пять тому назад я обратил внимание на сообщение народовольца Михаила Фроленко. Он не забыл о том, что его товарищ Баранников жил в квартире Достоевского.

Естественно думать, что арест Баранникова, а не известие о наследстве, послужил причиной смертельной болезни великого писателя.

Последовавшие аресты в соседней квартире № 11 (номер квартиры Достоевского десять, хотя план расположения квартир до сих пор не разыскан), аресты и обыски в квартире 11, происходившие с 25 января 1881 года по 28 января, по день смерти Достоевского, и почасовое дежурство в этой квартире (засада) не могли остаться не замеченными Достоевским.

Разысканные сегодня документы следственного дела, – «искать» было нечего, все это время документы пролежали в архиве, – говорят о том, что вслед за арестом Баранникова, члена исполнительного комитета «Народной воли», на следующий день, 26 января, в понедельник, в квартире 11 был арестован другой член исполнительного комитета, Николай Колодкевич; 27 января в квартире был новый обыск, в комнате, занимаемой В.Ф. Григорьевой, которая подозревалась в сообщничестве с Баранниковым, а 28 января, в среду, в день смерти Достоевского, полиция нашла квартиру Колодкевича и 30 января здесь был арестован Николай Клеточников, «ангел-хранитель» «Народной воли».

Хозяйка квартиры № 11 Прибылова, которая сдавала комнаты квартиры разным жильцам, признала, что Клеточников приходил к Баранинкову. Приходил к Баранникову и Александр Михайлов, руководитель «Народной воли».

Сегодня признается, что в подъезд дома на Кузнечном и в квартиру 11 могли входить практически все руководители «Народной воли», которые были в Петербурге в конце 1880-го – начале 1881 года.

Итак, рядом с квартирой Достоевского находилась не просто явочная квартира «Народной воли», а одно из мест, которое посещалось ее вождями.

И от Баранникова Достоевский мог узнать о готовящемся покушении 1 марта 1881 года; если не знал, то мог подозревать, а практически быть свидетелем грозных событий разгрома центра «Народной воли», организации, которая была подорвана, но не сломлена событиями января 1881 года и осуществила дело 1 марта 1881 года.

У Достоевского было ощущение непременности большой революции в России и о великих затруднениях ее запоздания.

Он писал, что рабочие свергнут буржуазию и сядут на ее место и они возьмут такую-то долю – прибавочную стоимость.

Он знал всю эту историю.

Религия Достоевского. Я думаю, что он не боялся, когда должен был умирать.

Его собирались расстреливать.

Жить оставалось две минуты, и он их разделил. Он решает одну минуту думать о прошлом, а вторую – об идеях социализма.

На храме вдали блестел крест.

Храм был построен после Турецкой войны.

Крест для него был не символом молитвы, а место, по которому он отмечает оставшееся ему время – по тени от солнца: как бы положение стрелок часов.

Дон Кихот и есть социализм.

Прототипов нет. Есть стекло правды.

Если они есть, то настолько перекристаллизуются в сознании, что образуется как бы другое существо.