Аркадий Львов - Двор. Книга 1
- Название:Двор. Книга 1
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Захаров
- Год:2002
- Город:Москва
- ISBN:5-8159-0271-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Аркадий Львов - Двор. Книга 1 краткое содержание
Довоенная Одесса…
Редко можно встретить такое точное описание столкновений простого советского человека — не интеллектуала, не аристократа, не буржуа и не инакомыслящего — со скрытым террором и повседневным страхом. Бывшие партизаны и бывшие мелкие торговцы, евреи и православные, оппортунисты и «крикуны», герои и приспособленцы, стукачи и партаппаратчики перемешаны друг с другом в этом закрытом мирке и являют собой в миниатюре символ всей страны. Они вредят другим и себе, они обнимаются, целуются и много плачут; они подтверждают расхожее мнение, что советское общество состояло из людей, которые его вполне достойны, и что существует своеобразное соглашение между человеком, сформированным коммунистической системой, и самой системой.
Двор. Книга 1 - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Сволочи, сволочи! — Оля колотила себя кулаками по голове. — У людей дети как дети, а здесь сволочи: папу забирают на войну, а им лишь бы не сидеть на уроках!
Зюнчик сказал, что он не сволочь, как раз на сегодня сделал все уроки, но они с Колькой решили идти на фронт. Тося, хотя ее Колька не говорил ни слова, схватила его сзади за чуб, послышался треск, и три раза ударила лбом об свой кулак. Колька смеялся и требовал еще, потому что ему не больно, даже наоборот, но в это время подошли Иона и Степа, сказали, что через двадцать минут отправка, кто хочет, можно поцеловаться, и пусть уходят домой. Тося и Оля заплакали в ладони, а Колька и Зюнчик повторили, что едут тоже на фронт.
Степа сказал женщинам, чтобы не морочили голову, пусть думают о детях, а о них беспокоиться нечего: пока переоденут и довезут до Ленинграда, от белофиннов останется одно мокрое место. Иона добавил, что мокрого места тоже не останется: финнам сделают так жарко, что все испарится, как в пустыне Кара-Кум и Кызыл-Кум.
Отправка, которую планировали через двадцать минут, затянулась до вечера — облавтотрест дал на тридцать процентов меньше грузовиков, чем намечалось по разнарядке: положение с резиной было тяжелое, как никогда. Военком пообещал автомобильному начальству, что в обкоме будет такой разговор о резине, после которого оно само полезет в постромки.
Через неделю от Ионы и Степы пришло общее письмо из Белостока. За два дня до этого горсовет прислал наконец ответ, что утверждает решение товарищеского суда о выселении гражданина Чеперухи из города Одессы. Оля открыто смеялась и говорила всем, что это решение теперь до одного места, а Клава Ивановна просила ее не чересчур распускать свой язычок и от имени Дегтяря интересовалась, какая помощь ей нужна со стороны домкома. Оля совсем обнаглела и потребовала сразу двадцать литров керосина, как будто керосин — вода, целую площадку дров и полплощадки антрацита.
— Чеперуха, — поразилась Клава Ивановна, — ты притворяешься или в самом деле? Тебе — двадцать, Хомицкой — двадцать, а в каждом дворе есть свои Хомицкие и Чеперухи, так давайте соберем керосин, уголь, дрова со всего СССР и отдадим вам!
Оля немножко смутилась и объяснила, что просит на всю зиму, до весны, и больше просить не будет. Когда Иона был дома, он привозил раз в неделю, а теперь некому: она сама каждый день ходит на Привоз, чтобы купить у спекулянтов, холера им в бок, ведро угля и вязанку дров.
— Да, — подтвердила Клава Ивановна, — теперь ты сама ходишь. Но не забывай, что товарищеский суд постановил выслать твоего Чеперуху из Одессы. Скажи еще спасибо, что государство ему доверяет и взяло на службу в Красную Армию, а так бы три года — хорошо, если только три года, — посидела, как миленькая, одна со своим шибеником Зюнчиком.
— Клава Ивановна, — Оля сложила перед собой ладони, как будто собиралась читать молитву, — вы спросили, какую помощь я хочу со стороны домкома, и я ответила, но, если нельзя, никто не требует: дадите — на здоровье, не дадите — тоже на здоровье.
— Не строй идиотские штуки, — возмутилась Клава Ивановна, — помощь мы тебе окажем, но надо иметь совесть, а не садиться людям на голову, когда о тебе заботятся.
По особому ходатайству домкома и лично товарища Дегтяря, Оле Чеперухе, семье красноармейца, выдали с топливного склада по твердой государственной цене десять литров керосина, полкубометра дров и пятнадцать ведер угля, то же получила семья красноармейца Хомицкого. Тетя Настя помогала сносить топливо в погреб, и за это хозяйки оставили для нее в подъезде почти целый мешок дров и хороших полтора ведра антрацита. Все говорили, что это не антрацит, а просто клад: такой уголь вынешь из печки и положишь еще два раза, и перегар даст больше тепла, чем новый уголь.
В январе морозы стали еще сильнее, чем в декабре, но на Карельском направлении, где командовал товарищ Тимошенко, Красная Армия наносила белофиннам один удар за другим. Иона Овсеич сообщил: имеются данные, что «линия Маннергейма» прорвана. По его личному мнению, Хомицкий и Чеперуха вряд ли понадобятся, чтобы окончательно отбить у финских вояк всякий аппетит на Ленинград и полезные ископаемые с Кольского полуострова. Несмотря на это, Оля и Тося каждый день допытывались у него, когда именно закончится война, и клялись жизнью своих детей держать секрет в полной тайне. Дегтярь в ответ закрывал глаза и убедительно просил не задавать лишних вопросов.
В середине февраля от Степы пришло письмо, что он сейчас далеко на севере, за Белым морем, а Иону месяц назад сделали ездовым и перевели в другую часть; где Иона сейчас, он не знает и просит сообщить его адрес.
Оля Чеперуха, когда Тося принесла письмо, крепко дернула себя за волосы и закричала, что ее мужа убили, Зюнчик теперь круглый сирота и больше никогда не увидит своего папу. Клава Ивановна требовала, чтобы она немедленно прекратила свою истерику, но Оля разошлась еще сильнее, на весь двор подняла крик, что все ненавидели ее мужа и, пока он был живой, выгнали его из Одессы, где он родился, где родился его папа, его дедушка и, начиная с царя до последних дней, всю жизнь тянули из них жилы.
Подошла Аня, она тоже уговаривала Олю успокоиться, но та ответила ей нецензурными словами и сказала, пусть идет к своему Иосифу, вонючему красному партизану, который больше всех кричал, чтобы Иону выслали из Одессы. Аня сказала, что за мужа не отвечает, она сама воздержалась при голосовании вместе с Олей, а в глубине души вообще была против.
— Стерва, — взвизгнула вдруг Оля, — ты хотела отбить Ванечку Лапидиса у его жены, а она несчастная, больная! Уходи, блядь, чтоб мои глаза тебя не видели!
Аня побледнела, закрыла лицо руками и прижалась плечом к стене.
Через три дня прибыло письмо из военного госпиталя в городе Петрозаводске: Иона Чеперуха писал, что в полевых условиях обморозил себе левую ногу, но майор Криштал — такой доктор, такой специалист, каких на свете мало, и теперь уже главная опасность миновала, ногу не надо отрезать, наоборот, она останется целая, как была, и он сможет бегать со своей тачкой еще шибче, чем раньше. Кроме того, майор Криштал посылает Оле и Зюнчику большой красноармейский привет и обещает на лето приехать в Одессу.
С этим письмом Оля прибежала к мадам Малой и умоляла, чтобы та сию секунду извинилась за нее перед Аней Котляр, а то со стыда она убьет себя и своего Зюнчика.
— Оля, — покачала головой Клава Ивановна, — мне с вами горе, как с маленькими детьми, а у ваших детей уже скоро будут свои дети.
Оля заплакала сладкими слезами и сказала, а куда еще она пойдет, если не к мадам Малой, которая после мужа и сына — самый близкий человек.
— Ой, Чеперуха, — Клава Ивановна крепко ущипнула Олю ниже талии, — ой, подхалимница!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: