Аркадий Львов - Двор. Книга 2

На душе стало полегче, можно было только удивляться, от каких пустяков зависит порою человеческое настроение, зафутболил клеенку в самый угол и засмеялся от удовольствия, такой меткий был удар.

На стене за долгие годы образовался большой темно-бордовый прямоугольник, вернее, здесь обои сохраняли свой настоящий цвет, но поскольку вокруг они сильно поблекли, неестественно ярким казался именно этот кусок. Обычная картина: все должно находиться в одинаковых условиях и меняться равномерно, иначе неизбежно получится разнобой. Вещи, как люди, взять хотя бы того же майора Бирюка: командир Красной Армии, полная грудь орденов, но просидел несколько лет в Германии, пусть даже наша зона, и что-то такое появилось в характере, во взглядах, в настроениях.

— Железный занавес! Они еще твердят про какой-то железный занавес! — невольно вырвалось вслух, Иона Овсеич тяжело вздохнул, налил из термоса воду в чайник, довел до кипения, насыпал в стакан ложечку заварки, выпил без сахара и снова сел за работу.

Лег довольно поздно, было уже около двух, однако никак не мог заснуть: каждый раз заново сама собою завязывалась полемика с Бирюком, тот кочевряжился, петушился, но в конце концов шел на попятный. Вроде бы можно было испытывать удовлетворение, тем не менее внутри оставался неприятный осадок, приходили на ум двадцатые годы, кулак с обрезом за пазухой, скрытые подкулачники, злобный старик Киселис, болтун и антисоветчик Лапидис. Иона Овсеич пытался прогнать всех этих непрошеных гостей, но, когда начинаются воспоминания, это как снежный ком: чем дальше катится, тем больше обрастает. Ушел Лапидис — пришел несчастный дурачок Ефим Граник, за ним Иосиф Котляр, потом доктор Ланда, но не теперешний, а тот, еще из первых лет советской власти, когда держал свой частный кабинет венеролога-дерматолога.

— Компания, — невольно воскликнул Иона Овсеич, — та компания!

Утром Иона Овсеич с трудом поднял голову: всю ночь напролет снились какие-то люди в балахонах, с пятнами крови, как американские куклусклановцы. Они двигались нескончаемой процессией, ровными рядами, в узких прорезях жутко зияли глаза, причем одна пара до того была похожа на другую, словно одни и те же глаза отражались и повторялись в тысячах зеркал.

По совету, который давала еще когда-то мать, чтобы забыть дурной сон, Иона Овсеич сразу глянул в окно, однако тут же выяснилось, что все гораздо проще и ничего таинственного нет: по радио, из Москвы, передавали о преступной банде врачей-убийц, ухо, перед пробуждением, успело услышать, но сознание еще не вполне переработало. Иона Овсеич не мог себе простить, что так заспался и пропустил важное сообщение, но через час-полтора, придя на фабрику, прочитал уже полный текст в газете «Правда»: «Уважаемый товарищ редактор! В мой адрес поступили многочисленные письма и телеграммы с выражением патриотических чувств по поводу разоблачения преступников врачей-убийц. Не имея возможности ответить каждому в отдельности, прошу через вашу газету передать мою сердечную благодарность всем организациям, учреждениям, воинским частям и отдельным лицам, поздравившим меня с награждением орденом Ленина за помощь, оказанную Правительству в деле разоблачения врагов советского народа. Лидия Тимашук. 9 февраля 1953 года».

Газета была за одиннадцатое число, Иона Овсеич немного удивился, что дали с опозданием на два дня, внимательно просмотрел каждую страницу, но больше никаких материалов на эту тему не нашел. Собственно, одного такого письмеца было вполне достаточно: в последние дни могло показаться, что люди уже призабыли об этих убийцах в белых халатах, но сегодняшние газеты дали новую встряску, и буквально через четверть часа в партбюро стали приходить из цехов, из отделов, чтобы поговорить лично с товарищем Дегтярем, так кипело и перекипало на душе. Люди были убеждены, что товарищ Дегтярь знает, конечно, больше, чем написано для всех остальных в газете, каждый претендовал на особое доверие, Иона Овсеич внимательно заглядывал в глаза, затем решительно разводил руками и со всей ясностью отвечал: все, что надо, написано в газете — теперь остается ждать сообщения из прокуратуры и суда.

Прокуратура и суд — это было новое по сравнению с тем, что давали газеты, люди уходили польщенные и вдвойне довольные: во-первых, товарищ Дегтярь все-таки пошел на откровенность, во-вторых, новость — это новость.

Вечером в гости пожаловал Иона Чеперуха. От него за три версты разило перегаром, но на ногах держался твердо и глупостей не молол. Наоборот, с самого начала заявил, что на его совести лежит несмываемое пятно грязи, поскольку в свое время не отправил Лидии Тимашук благодарность от собственного имени. Товарищ Дегтярь сказал, что это никогда не поздно сделать, Чеперуха в ответ замотал головой, как лошадь, кулаком ударил себя в грудь и закричал:

— Я подлюга, и не уговаривай меня! Сволочь и подлюга! Хозяин пытался угомонить, но гость так разошелся в проклятиях на собственную голову, что поневоле стало закрадываться сомнение, а не притворство ли это и маскировка. Действительно, спустя несколько минут, едва Чеперуха коснулся доктора Ланды, догадка полностью подтвердилась. Правда, он не отрицал огулом, что всякие там Коганы, Вовси, Виноградовы — это матерые враги народа, но среди них, сказал он, наверно, попались и невинные, вроде того же Ланды.

— Чеперуха, — товарищ Дегтярь плотно закрыл глаза, — будем считать, что ты ко мне не заходил и никаких разговоров с тобой не было.

Нет, запротестовал гость, он заходил и были разговоры, но за доктора Ланду, которого он знает лично, как свои пять пальцев, готов дать голову на отсечение, что тот не виноват и взяли по ошибке, за компанию.

— За компанию? — переспросил Иона Овсеич.

Да, подтвердил Чеперуха, и пошел еще дальше: он потребовал, чтобы двор написал коллективное письмо Лидии Тимашук, которая знает всю правду, и просил ее лично заступиться перед Правительством за нашего доктора Ланду.

— Ты что, — опешил товарищ Дегтярь, — совсем с ума сошел или притворяешься?

Нет, сказал Чеперуха, причем голос был абсолютно трезвый, он не сошел с ума и уже заготовил письмо: пусть товарищ Дегтярь и остальные прочтут и подпишут.

Письмо было отпечатано на машинке, довольно грамотно составлено, Иона Овсеич читал и не верил своим глазам: это было что-то совершенно новое для Чеперухи, или оставалось одно — предположить, что здесь действует чья-то опытная рука.

— Хорошо, — сказал Иона Овсеич, аккуратно сложил листок и спрятал в боковой карман. — Можешь идти.

Чеперуха остановился в раздумье, в это время зазвонил звонок, хозяин открыл дверь и впустил майора Бирюка.

— О, — обрадовался Чеперуха. — Овсеич, дай ему письмо, пусть подпишет и обязательно укажет, что Герой Советского Союза.