Михаил Скрябин - Светить можно - только сгорая

Об организационной деятельности ЦК сделал доклад Свердлов.

Выступавшие в прениях по отчетным докладам делегаты рассказывали о деятельности своих организаций, вносили предложения по дальнейшей работе ЦК. Говорили деловито, интересно, конкретно. «Как это не похоже на меньшевиков, — думал Урицкий, — не имеющих, как правило, общего направления, решающих сплошь и рядом сугубо личные дела».

Стремясь помешать работе съезда, Временное правительство приняло специальное постановление, по которому военный министр и министр внутренних дел имели право «не допускать и закрывать всякие собрания и съезды, которые могут представлять опасность в военном отношении или в отношении государственной безопасности». Поэтому делегатам приходилось собираться на очередные заседания в разных помещениях. Так, после восьмого заседания съезд продолжил работу в помещении Иарвского райкома партии и на Петергофском шоссе.

Урицкий, как, впрочем, и все делегаты-межрайонцы, с нетерпением ожидал, когда съезд начнет обсуждать вопрос объединения. По предложению докладчика Юренева съезд отверг лозунг единства с оппортунистами и проголосовал за вступление в ряды большевистской партии «межрайонной организации объединенных социал-демократов» в количестве около 4000 человек. В перерыве между заседаниями межрайонцы поздравляли друг друга. Урицкий, взволнованный до глубины души, крепко жал руки товарищей — Луначарского, Иоффе, Мануильского, Юренева, ставших большевиками.

Выборы в Центральный Комитет партии большевиков состоялись на закрытом заседании съезда. Обсуждались кандидатуры. Урицкий, услыхав свою фамилию, не поверил ушам своим. Его рекомендуют в состав Центрального Комитета? Но многие большевики хорошо знали Моисея Урицкого как профессионального революционера и опытного политического журналиста.

А 4 августа, на первом пленуме ЦК, Урицкий узнал, что он избран членом Центрального Комитета партии большевиков. Фамилия его прозвучала рядом с фамилиями Ленина, Свердлова, Дзержинского, Сталина, Стасовой и других видных большевистских деятелей. Елена Дмитриевна Стасова, первой встретившая его по возвращении из эмиграции, вручила Моисею Соломоновичу Урицкому партийный большевистский билет…

Моисей Соломонович подарил ей свою фотографию с надписью: «Е. Д. Стасовой от „молодого коммуниста“». Такую же фотографию он подарил и Якову Михайловичу Свердлову.

На этом же пленуме был избран узкий состав ЦК в количестве 11 человек. Членом узкого состава ЦК стал Моисей Соломонович Урицкий. Пленум делегировал Урицкого в Петербургский комитет партии большевиков с задачей войти в комиссию по выборам в Учредительное собрание для проведения там линии большевиков. А линия эта была прочерчена на съезде очень четко.

— Чувствуется во всем рука Ленина, — сказал Шумяцкий Урицкому, — везде и во всем. Владимир Ильич руководит съездом из своего подполья, в курсе всей его работы.

Урицкий вместе с подавляющим большинством съезда голосовал за предложение Ленина по отношению к лозунгу «Вся власть Советам». Действительно, можно ли этот лозунг считать главным, когда в Советах власть фактически перешла в руки контрреволюции и буржуазии? Сейчас другая задача — полная ликвидация диктатуры контрреволюционной буржуазии, подготовка к завоеванию власти пролетариатом путем вооруженного восстания.

Весь еще под впечатлением съезда, Урицкий ехал в Москву. Там созывалось так называемое государственное совещание. Его устроители, судя по всему, стремились создать общероссийский контрреволюционный центр для открытого выступления против пролетарской революции.

— Ты — гласный Петроградской городской думы, и попасть на это совещание тебе не представляет особого труда. Для нас это очень важно, чтобы довести его смысл до широких рабочих масс, лучше тебя никто этого не сделает, — напутствовал Моисея Соломоновича два дня назад Феликс Эдмундович Дзержинский, с которым Урицкий как-то особенно близко сошелся по работе в узком составе ЦК.

Обстановка совещания «превзошла» все ожидания Урицкого, она его просто поразила. Казалось, что колесо истории бешено крутилось в обратном направлении. Повсюду на первых местах — царские генералы, давно снявшие со своих мундиров красные банты, представители буржуазии.

На совещании выступали верховный главнокомандующий Корнилов, казачий атаман Каледин, лидер кадетов Милюков… Без всяких обиняков вояки требовали ликвидации Советов, разгона солдатских комитетов, восстановления в армии старорежимной дисциплины, введения на фронте и в тылу смертной казни, военизации транспорта и промышленности. Из двух деятелей контрреволюции, Керенского и Корнилова, стремящихся к личной диктатуре, буржуазия остановила свой выбор на Корнилове.

С контрреволюционной военщиной все было ясно: это программа установления открытой военной диктатуры, программа удушения революции, продиктованная империалистами России и стран Антанты.

Вернувшись 16 августа в Петроград, Урицкий написал и напечатал в журнале «Вперед», ставшем органом Центрального Комитета партии большевиков, статью, озаглавив ее «Илоты [4] Здесь — «бесправные», «рабы» (гр.) . правительства».

«Московское совещание задумано было в трагические июльские дни, когда начавшийся еще в мае откол мелкой буржуазии от революционного пролетариата закончился объявлением ему войны. Мелкобуржуазные политики направили свои взоры в сторону „живых сил“ контрреволюции и решили ознаменовать свой новый „священный союз“ каким-либо торжественным актом там, где мазались на царство все коршуны России.

Контрреволюционеры выдвинули поэтому лозунг „независимости правительства от Советов“. Освобожденное от контроля общественных организаций, Временное правительство должно было превратиться в прямое орудие классовых и контрреволюционных целей помещичьих и крупнобуржуазных групп, опирающихся на империалистические элементы союзных держав. Этого не могли не понимать эсеры и меньшевики. Тем не менее они эти условия приняли. Правительство создалось в виде новой коалиции. Ввело смертную казнь в армии, восстановило старые порядки, разгромило армейские организации, преследуя революционно настроенные части. Здесь был торжественно закреплен союз с контрреволюционными элементами.

„Я и Временное правительство“, ни разу не упомянув в своей речи, продолжавшейся более полутора часов, Советов, Керенский говорил то шепотом, то криком, кланялся направо и угрожал налево…

Хозяева положения не стеснялись в своих выражениях. Пугая Керенского и его друзей „белым генералом“, какие-то элементы вызвали казачий полк с фронта. Генералы требовали от правительства введения смертной казни в тылу, восстановления царской дисциплины в армии, ограничения деятельности армейских комитетов исключительно хозяйственными вопросами.