Георгий Суфтин - След голубого песца

Уй, какая путная голова у Куроптева, варит лучше, чем медный котел. У Сядей-Ига голова тоже не болотным мхом набита, а до такой хитрости ей бы не додуматься.

Сядей-Иг поступил по совету Куроптева. Два стада отдал пастухам. Одно себе оставил. А одно на всякий случай отправил за Урал. Там, в сибирских тундрах, может, сохранится.

А Куроптев ездил по кочевьям, собирал пушнину. Смотрел, слушал, сам говорил. Сам говорил, смотря по обстановке. Где агитировал и очень громко, очень рьяно за колхозы, а где шепотком давал такие советы, от которых далее Сядей-Иг крякал и крутил головой. Впрочем, делал это Куроптев осторожно, осмотрительно и умело.

Песцовые загоны, возглавляемые Юрбеем, оказались успешными. За месяц охотники добыли столько драгоценных шкурок, сколько не приходилось добывать в одиночку в самые удачные сезоны. Да и не это было главным. Главным было то, что за время совместного промысла люди сдружились, привыкли к общему труду, поняли его преимущества. И когда колхозники «Яля илебца», принимавшие участие в загонах, стали советовать единоличникам совместно выпасать свои стада, это уже не встретило того недоброжелательства, каким встречались ещё совсем недавно подобные советы.

Многие крепко задумались.

И как-то так вышло, что к концу промысла Юрбей оказался организатором нового товарищества. Ему было поручено съездить в тундровой Совет и сказать о желании единоличников. А накануне в стойбище приехал Куроптев. Он был в восторге от пушнины, добытой загонщиками. И узнав об их намерении объединиться в товарищество, горячо поддержал это похвальное дело. Ночевать он остался в чуме Юрбея. Тот всё выспрашивал, как да что, да с чего начать в этом товариществе. Дело новое, у рук небывалое.

— А вы так делайте, — нашептывал Куроптев, — соберите на бумажку клейма тех, кто хочет вступить в товарищество. И поезжайте в тундровой Совет. Там просите, чтобы вам лучшие пастбища отвели. Вот тропы Сядей-Ига отдают «Яля илебцу». А вы требуйте, чтобы их отдали вам. Там богатые ягельники. И земля удобная, болот мало, каменистых суходолов, почитай, совсем нет. Хорошо будет стада пасти. Требуйте, — отдадут, потому что Совет будет рад новому товариществу.

Юрбей собрал на бумажку клейма единоличников и поехал в Совет Он поступил точно по наказу Куроптева.

Тирсяда слушала-слушала и никак не могла решить, что же ей ответить. Создается новое товарищество — хорошо. Но как ему отдать землю, которая закреплена за другим колхозом?

— Хорошо, Юрбей. Товарищество ваше Совет утвердит. А про землю подумаем. Спросим членов Совета.

Через неделю Куроптев сказал Юрбею, что с землей ничего не вышло. Ясовей оказался против. Он всех в Совете с толку сбил.

— Тестева земля-то, жалко ведь, — сказал как бы про себя Куроптев.

Юрбей расстроился, закипятился.

— Не дают земли, так не надо. И без товарищества проживем...

Куроптев пожимал плечами, сожалея, что вышла такая незадача.

Нюдя крайне настороженно встретила приезд Галины Васильевны. Она издали наблюдала, как та выслушивала больных, морщила брови, что-то писала на маленьких листочках с желтыми хвостиками. Ясовей стоял тут же около кроваток и старался быстро выполнять все просьбы светловолосой докторши — подавал инструменты, светил лампой, когда докторша осматривала рот мальчишки, помогал раздевать и одевать больных. Что-то неприятное шевелилось в Нюдином сердце при виде всего этого.

— Ничего, — сказала Галина Васильевна, — обыкновенный грипп. Надо, чтобы ребята были строго изолированы.

И это не понравилось Нюде. Ишь какая ученая! Изолированы... Слова-то какие мудреные. Ясовею нравится, он сам любит хитрые слова.

Нюдя вскипятила самовар. Накрыла стол. Молчала. Докторша говорила всё с Ясовеем. Выспрашивала про тундру, про школу. Вела себя просто, непринужденно, как дома. Даже за стол села без приглашения. Нюдя налила ей чашку, молча придвинула. Докторша поблагодарила, взглянула на Нюдю, улыбнулась ей.

— Какая милая у вас жена, Ясовей, — сказала Галина Васильевна. — Прямо красавица. Вы по-русски говорите? — обратилась она к Нюде. Та покраснела, хотела сказать: «Нет», но сказала чуть слышно: «Говорю немножко». Мысленно выбранила себя: «Зачем так глупо сказала: „немножко“».

— Ну вот, очень хорошо, а то я боялась, что ни с кем здесь не смогу разговаривать, пока не научусь по-ненецки. Вы не возражаете, если буду заходить к вам поболтать? Мне хочется подружиться с вами. Я уверена, что вы хорошая, раз вы жена Ясовея.

— Спросите его, — потупилась Нюдя, — он скажет. Наверно, не шибко хорошая...

— Это неправда. Так, Ясовей?

Смущенный Ясовей усердно мешал ложкой в пустом стакане. Галина Васильевна заметила это. Поняла, что такой разговор некстати.

Докторша поселилась в маленьком домике медпункта недалеко от школы. Из окна её комнатки открывался вид на тундру. Это был совершенно необычный вид, вызывавший в душе Галины Васильевны удивительные чувства. Когда она смотрела вдаль, её охватывало ощущение одиночества, полной отрешенности от мира. Снег, снег, снег, мечущиеся голубые тени, пространство без конца и края, от которого начинают болеть глаза и даже кружится голова. И не на чем остановиться взгляду. Ни деревца, ни кустика, ни человеческого жилья. Где-то там, за тысячами километров этой безжизненной пустыни, — шумные города, цветущие сады... Да есть ли всё это? Не сказка ли? Или, пожалуй, скорее всего, сказка то, что она, Галина Васильевна Шурыгина, сидит вот в этой крохотной избушке, в самом центре белой бесконечности, под седыми космами полярного сияния. Что её занесло сюда, какая сила заставила преодолеть безмерные расстояния, чтобы оказаться у этого обледенелого оконца?

Галина Васильевна вслух рассмеялась.

— Какие глупости лезут в голову...

Первые шаги своей лечебной практики на новом месте Шурыгина начала с осмотра школьников. Они на неё произвели хорошее впечатление. Дети охотно делали всё, что требовала тетя доктор: поднимали и опускали руки, показывали язык, и видно было, что им при этом хочется смеяться, но они сдерживаются. Смышлеными глазенками детишки наблюдали, как Галина Васильевна выслушивала трубкой их товарищей. Самим бы приложиться ухом — что там слышно в груди. С большим увлечением они рассматривали через стеклышки буквы на большом картонном листе, стараясь увидеть самые маленькие. Даже возникло соперничество — кто сможет разглядеть самую маленькую буковку.

Простотой обращения и непосредственностью Галина Васильевна завоевала симпатии детишек. Вначале стеснявшиеся её белого халата, под конец они перестали дичиться. На тетю докторшу посыпалось столько вопросов, что даже пришлось затыкать уши.