Георгий Суфтин - След голубого песца

Ясовей постучался к Шурыгину.

— Извини, Николай Васильевич, разбудил в такую рань. Не рассчитал, понимаешь, рано приехал...

— Вот ещё! Как раз впору. Спасибо, что поднял, а то бы провалялся до свету, — посмеивался Николай, украдкой подавляя зевоту. — Какая же тебя оказия принесла?

— Плохо дело, друг. Ребятишки у меня чего-то занедужили. Боюсь, не заразное ли что-нибудь... Доктора надо.

— Вот и совсем хорошо! — весело воскликнул Шурыгин. Ясовей недоуменно посмотрел на него: чего он обрадовался?

Николай приоткрыл дверь в соседнюю комнату и позвал:

— Галя, просыпайся-ка, кто-то тут приехал...

Галя? У Ясовея екнуло в груди. Уж не забытая ли им Озерная Рыбка появилась? Он ничего не спросил Шурыгина, но по его веселому и загадочному взгляду понял, что не ошибся.

Когда Галя вошла, он сразу узнал её. Но это была, конечно, не та худенькая девочка с косами и острыми локотками. На него глядела большими серыми глазами русоволосая красавица с чуть вздернутым носиком, придающим её лицу невыразимую прелесть. И всё-таки это была она.

— Здравствуй, Галя — сказал Ясовей и смутился. — Галина Васильевна, — поправился он, ещё более смущаясь, неловко подавая руку.

— Какой вы стали, Ясовей! И не узнала бы я вас, — непринужденно и просто сказала она. — Я очень рада встретиться снова. Хотя немножко и сердита...

— За что?

— Вот это интересно, он не знает за что. А за то, что старых друзей забывают некоторые...

— Я не забывал...

Ясовей чувствует, что не те слова у него срываются с губ, что выглядит он наивным и смешным, но ничего с собой поделать не может. Николай понял состояние Ясовея и перевел разговор на другое.

— Вот тебе первая практика в тундре, Галя. Поезжай с ним. У него ребятишки расхворались.

— Вы доктор?! Вот хорошо-то, вот хорошо-то, — повторял Ясовей.

За чаем Галя рассказала, как она беспокоилась тогда, после исчезновения Ясовея, безрезультатно искала его, как обрадовалась, узнав из письма Николая о дальнейшей судьбе Ясовея.

— А меня всё тянуло и тянуло в тундру, — говорила она. — Это, вероятно, ваши рассказы о ней так запали в душу. Часто вспоминала. Думала: «Научусь людей лечить, поеду в Заполярье». И приехала... — Она замолчала. Поднялась из-за стола. Подошла к окну, наполненному предутренней синью. — А туда, в чумы, забираться всё-таки страшно...

— Вот и испугалась! — словно обрадовался Ясовей. — Ничего страшного нет. Люди там, как и везде.

Когда в панице, в легких снежно-белых пимах, закутанная шалью, Галя неумело садилась на нарты, Ясовей от души смеялся, показывая ей, как лучше сесть, за что держаться.

— Ты не потеряй её на лабте, — шутил Николай, — неслышно скувырнется с нарт и не найдешь её потом.

— Найду как-нибудь, не иголка, — весело отвечал Ясовей. — Вывалю в сугроб, как барыню тогда, на Двине... Ну, лакомбой, до свиданья.

Застоявшиеся олени рванули и понесли. Галя цепко ухватилась за край саней. На этой странной повозке она чувствовала себя очень неуверенно.

Потонули в сумраке очертания города, промелькнула какая-то деревушка на крутом берегу, по саням захлестал кустарник, потом открылась тундра, о которой столько мечтала Галя. Ощущение необъятного простора охватило её. И вместе с тем какая-то неясная тревога, смутная тоска подкатывали к сердцу. Пустыня, немая, бесстрастная, холодная кругом. И нет ей конца. И все — города, люди — кажется беспредельно далеким, недосягаемым, утраченным навсегда. Нет в мире ничего, кроме мутно-синих снегов, колючего ветра в лицо, стылого неба, сливающегося воедино с снеговыми просторами.

Такого ещё не бывало, чтобы хозяин вместе с собой сажал за стол его, Хабевку. А нынче вот он сидит за столом напротив Сядей-Ига, и хозяин угощает его олениной и рыбой — ешь, чего хочешь. И мозговую кость подает хозяин — вот как уважает! Хабевко старается напустить на себя степенность, он подражает Сядей-Игу. Хорошо бы, посмотрели сейчас другие пастухи, какой почет Хабевке.

Сядей-Иг вынимает из ларя сороковушку. С хрустом обламывает рыжий сургуч. Хлопает дном по ладони. Пробка вылетает в дымоход. Хабевко смеется: «Луну не прострели пробкой-то».

Лицо хозяина бесстрастно. Он наливает чашку себе и чашку Хабевке.

— Пей.

Хабевко опрокидывает чашку, умильно сморщившись и закрыв глаза. Выпив, он долго крутит головой.

— Крепкая... Огонь-вода...

Он ждет, не нальют ли другую. Но Сядей-Иг не спешит. Он наблюдает, как начинает пьянеть Хабевко. И когда видит, что руки у толстяка становятся не очень послушными, а глазки маслянистыми и язык начинает пошаливать, Сядей-Иг говорит:

— Ты, Хабевко, хорошо у меня служишь...

— Ну, худо ли, — выпячивает грудь пастух. — Другого такого тебе, хозяин, не найти...

— Я и говорю, пастух надежный. Но вот придется нам с тобой расстаться.

Хабевко таращит глаза:

— Это как, хозяин? Ты меня гонишь?

— Зачем гнать? Не гоню...

И тут Хабевко узнает такое, что в его голову никак не вмещается. Может, хозяин сошел с ума? Может, он с одной чашки совсем опьянел? Ему, Хабевке, хозяин отдает оленье стадо. Целое стадо! И ничего за это не просит. Так отдает, за то, что пастухом служил хорошо. Даже отрезвел сразу толстяк. Оленщиком стал. Вот нечаянное дело!

Сядей-Иг выждал, когда пройдет у Хабевки первое ошеломление. Придвинулся к нему совсем рядом.

— Ты так, Хабевко, сделаешь: возьмешь моё стадо. Оно твоим будет. Совсем будто твоим. Пойдешь к стойбищу Юрбея. С ним рядом чумами станешь. Он товарищество собирать будет. Ты в товарищество стадо передашь. Только всех оленей сперва своим тавром запятнай. Понял? Ну вот, так и делай.

Не совсем понятным показалось Хабевке, зачем нужно отдавать оленей в товарищество, если их хозяин подарил ему. Но спрашивать не стал. Пятно-то на оленях его будет. То и ладно.

— То и ладно, хозяин, пойду к Юрбею.

— Иди. Выпей ещё...

Сядей-Иг вылил в Хабевкину чашку остатки из бутылки.

Хитрое дело затеял оленщик. И не сам он его придумал, а подсказал сторонний человек. Приехал однажды агент «Союзпушнины» Куроптев, тихий, бородатый, ласковый. Взял у Сядей-Ига пушнину по хорошей цене, а за угощением разговорился. Про колхозы рассказывал. Видно, не уйти никуда от колхозов оленеводам. В деревнях у богатых мужиков все отобрали — это называется «раскулачивать». И в тундре, надо думать, то же будет. Не худо бы Сядей-Игу сообразить, как уберечь богатство. Оно так, не худо бы. Но как? У доброго гостя и на это есть совет.

— Пастухи у тебя надежные. Выбери тех, которые поглупее. Передай им стада. Подари. Скажи, чтобы в колхоз вступали. Сохранятся олени. А там время пройдет, видно будет...