Лев Правдин - Океан Бурь. Книга вторая

— Так это Володя тебя уговорил совершить доказательство такое?

— Он! — Хорошун прямо зашелся от смеха. — Он, Вовка. А ты что подумала?.. Твоя агитация меня проняла? Ты как решила…

Но скоро он притих, увидев, что Валентина Владимировна ничуть не смущена его признанием, а совсем наоборот, сама вроде над ним же и посмеивается. Не поняла, что ли?

— Вовка это меня, — повторил он. — Вовка. А ты подумала…

— Доказать-то кому ты захотел?

— Ну, тебе. Всем вам. Чтобы не думали, будто Хорошун так уж ни на что и не годится. Тебе, главное, доказать. Так это, выходит, совсем не я, а ты мне доказала? Вот ловко подвела.

Глядя, как Хорошун растерянно хлопает глазами, она поспешила утешить его.

— Ладно, не переживай. Всем ты доказал, а главное, самому себе.

Снежков немного опоздал. Валентина Владимировна ждала его у проходной, и, увидев, как он бежит к ней, улыбаясь радостно и вместе с тем виновато, сама побежала навстречу.

Свернув на широкий проспект, они не спеша пошли бульваром, где на песчаную дорожку уже наползли предвечерние тени от тополей и акаций. Тополиный пух катился по дорожке, оседая у ограды.

На бульваре начиналась обычная вечерняя жизнь: спешили люди с работы, но тут, под липами, замедляли свои торопливые шаги. На скамейках занимали места пенсионеры, пока не наступил час, когда сюда придут молодые.

— Как прошел день? — спросил Снежков.

— Очень хотелось увидеть тебя. Наверное, поэтому день тянулся до бесконечности. Ну, был один случай, незначительный, — добавила она, чтобы он не стал расспрашивать. Не время сейчас рассказывать о Хорошуне. Потом когда-нибудь.

Поняв это, он и не стал расспрашивать, а заговорил о своих делах и о своих новых знакомых. Рассказывал он с удовольствием до сих пор неизведанным. Прежде все, что с ним происходило, касалось только его одного. А теперь у него была семья, перед которой он в ответе за каждый свой шаг.

Валентина Владимировна сразу поняла это и оценила. Она сказала, что для одного дня сделано очень много, и спросила, как они с Володей провели утро.

— Ну, тут все у нас в порядке. Я готовился к какому-то особенному разговору и не знал, с чего начать. А пока я думал, он сам начал. Мне даже показалось, будто все получилось само собой. Словом, он меня понял, а я его.

Выслушав, как это «само собой» получилось, она покачала головой.

— Не очень-то ты обольщайся. Он еще такое может выкинуть…

— Он и должен время от времени выкидывать что-нибудь «такое», чтобы мы хватались за голову. Какой же он мальчишка, если будет тихо жить? Я бы не хотел, чтобы он у нас рос таким примерным мальчиком.

— За это не беспокойся, — пообещала Валентина Владимировна. — Фантазии у него хватит. И энергия бьет через край. А примерным он никогда не был.

— А ты? — спросил Снежков.

— Когда я была маленькая, то все меня называли не Валя, не Валентина, а Валентин. Вот какая росла девочка.

— Я это сразу понял, как только увидел тебя. Я думаю, ты и сейчас…

— Иногда приходится…

— Рассказывал мне Володя, как ты с мальчишками футбол гоняла во дворе.

— Да, гоняла. — Валентина Владимировна отчего-то вздохнула и повисла на крепкой руке мужа. — А что мне оставалось? Для мальчишки не годится женское воспитание. Он должен с самого начала чувствовать, что он — мужчина. Нет ничего противнее женственного парня. Но если бы ты знал, до чего мне надоело быть приятелем своего сына! И до чего ему это надоело!..

Когда они подходили к дому, то еще издали увидели Володю. Он разглядывал, как на башенной рифленой крыше покачивается по ветру блестящий кораблик. Увидав маму и Снежкова, он крикнул:

— Будет гроза! Смотрите, капитан встал на вахту…

Капитан в желтом плаще и синей фуражке вел свой корабль навстречу надвигающейся буре. Никогда еще он не поднимал ложной тревоги, всегда предупреждал о приближении грозы. Не подвел он и на этот раз.

Вечером, как и всегда, мама пришла посмотреть на сына, поцеловала его и, проговорив: «Ну спи», ушла. А потом Володя уснул, и ему показалось, что сейчас же и проснулся, потому что появился Снежков. Володя и не заметил, как он пришел, ведь мама только что ушла. А кругом что-то все грохочет, шумит, и в фонаре над головой вспыхивают и с треском рассылаются зеленые молнии.

— Здорово полыхает! — весело крикнул Снежков.

— А что? — ничего не понимая спросонок, спросил Володя. — Это что?

— Здорово бьет, земля дрожит. Мама говорит, надо посмотреть, как он там. Прихожу, а ты спишь…

— Мы с мамой не боимся грозы.

— Ну и правильно, чего ее бояться. Давай продолжай спать.

По наклонным стеклам фонаря бежали целые водопады, и когда вспыхивали и трескуче рассыпались молнии, то казалось, будто по стенам хлещут зеленые потоки.

— Мы как будто ныряем, — засмеялся Володя и так развел руками, словно собирался всплыть.

— Как рыбы. — Снежков тоже взмахнул руками.

— Нет, лучше, как водолазы. Или как человеки-амфибии. Такая книжка есть.

Зажглась молния, уже не такая яркая, и немного погодя прокатился гром. Гроза удалялась. Снежков зевнул.

— Давай-ка спать, все самое интересное прошло.

Он направился к двери, а в это время в сенях что-то грохнуло и со звоном покатилось по полу.

— Тайка, — догадался Володя. — Ну, конечно, у тетки припадок…

Он вслед за Снежковым выбежал в сени. Дверь в теткину комнату приоткрыта. Оттуда струился неяркий трепещущий свет. Желтенький язычок трепетал на тоненькой свечке, освещая жестяной венчик вокруг темной головы какого-то теткиного бога. Этот поблескивающий венчик с черной головой посредине показался Володе похожим на розетку с вареньем.

Посреди комнаты на коленях, припав головой к полу, распростерлась тетка. Вот она вдруг поднялась на коленях, выпрямилась, высоко вскинула руки и снова их уронила. Казалось, она барахтается в темной воде и все старается вырваться, всплыть на чистый воздух и не может. При этом она что-то нашептывает и всхлипывает, как будто захлебывается…

Потревоженная шумом, вышла Елена Карповна в белом длинном халате, большая и грозная. «Вот сейчас начнется настоящая гроза», — подумал Володя. Но, включив в сенях свет, Еления прошла в теткину комнату и там тоже щелкнула выключателем. После этого загудела, но совсем не грозно, а как бы даже сочувственно:

— Ну что ты все дуришь, божья лампадка. Все к попам бегаешь. Да вставай, вставай, будет тебе народ-то смешить. — Она подняла тетку, подвела к постели и приказала Тае: — Дай воды. Испугалась?

— Нет. — Тая удивленно взглянула на Елену Карповну. Уж если что ее испугало, так это сама Еления, ее неожиданное вторжение и совсем уж неожиданное сочувствие: — Это с ней часто случается. А как гроза, так уж обязательно…