Акакий Гецадзе - Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе

— Ой, мамочки! Что слышат мои уши!

— Некоторые, сказывают, и одежду снимают с покойника…

— Истинно, истинно, поэтому-то, вероятно, перед погребением одежду умершего ножницами изрезают на мелкие кусочки.

— Может быть, так, но ведь обычай резать одежду существовал ещё задолго до того как стали грабить могилы…

— А что с той одеждой делают?

— Мало ли что, на базаре продают.

С ужасом уставился я на свой пиджак, и тут же почудилось мне, будто в нос ударил тяжёлый сладковатый запах. Ледяная дрожь пробежала по всему телу, — пиджак я купил на базаре пару дней назад.

Кое-как очнувшись от полуобморочного состояния, я покинул подвал цветочника, чтобы, не дай бог, не услышать ещё чего-нибудь похуже. Но выйдя на улицу, я не избавился от страха: мысль о пиджаке, снятом с мертвеца и проданном мне, неотвязно сверлила мозги, а от кажущегося ужасного запаха кружилась голова.

Придя домой, я тотчас же скинул пиджак и повесил его на гвоздик рядом, шагнул к тахте, улёгся. В комнате было очень тихо, и мне снова стало страшно. Теперь мне чудилась другая картина — будто пиджак этот надет на человеческий скелет. Ведь правда это страшно? Можете себе представить, как перетрусил я! У меня чуть язык не отнялся от ужаса, потом я взял себя в руки и немного успокоился, схватил проклятый пиджак и вышвырнул его на галерею. В ту ночь я так и не заснул: мне всё чудилось, будто скелет маячит там, на галерее, и всё время молит впустить его в комнату погреться. Стоило сомкнуть глаза, как начинало казаться, что он открывает дверь, заходит в комнату и что-то беззвучно говорит. Наконец я понял: ему холодно, и он требует назад свой пиджак.

Едва дождавшись рассвета, помчался я на базар и продал пиджак за бесценок. В этот день я, конечно, не рискнул выйти на охоту за венками; но на следующую ночь превозмог себя, и улов был богатый — приволок цветочнику целых девять венков.

Вот каков город! В деревне такого не сделаешь. В деревне на кладбище венки телята поедают.

Итак, днём я зарабатывал на келехах, а ночью охотился за венками. Оба мы были с барышом: и я, и цветочник.

И вот тогда-то откуда ни возьмись появился Кечо. На нём была новая красная чоха, на ногах чёрные азиатские сапожки, а на голове — папаха. Ввалился он в комнату, да как закричит:

— Как поживаешь, негодник?

— По-старому…

— Опять лопатой деньги загребаешь?

— Угу.

— Ну и тёплое местечко ты нашёл, ей-богу, опять карусель вертишь?

Я утвердительно кивнул головой, не признаваться же в том, что ворую венки на кладбище.

— А ты?

— Я-то, я грузчиком нанялся.

— Ишь ты, а вырядился, словно князь, кинжала да серебряного пояса только и не хватает.

— Прикажешь в лохмотьях ходить?!

— Как у тебя с зубами?

— Хи, хи, хи, растут, кроме тех, у меня ещё и двух передних недостаёт.

— В драке их тебе выбили?

— Нет, что ты, лекарь вырвал, — он скривил рот наподобие улыбки.

— Ты что же, олух, здоровые зубы вырвал?!

— Мне показалось, что они начали портиться, а ведь говорят, что оставлять во рту гнилые зубы негоже.

— Идиот несчастный, не мог заодно с зубами вырвать свой паршивый язык?

— Пожалей себя-то, братишечка. Если бы я его вырвал, твой тоже бы друга лишился, — не растерялся молодой куртанщик.

В ту ночь, разумеется, на кладбище я не пошёл. Притащил из соседнего духана много всякой еды, и мы с другом кутнули на славу.

Утром, растягивая в улыбке беззубый рот, Кечо сказал мне:

— Знаю, друг, денег у тебя полны карманы, лопатой их загребаешь, сделай милость, одолжи немного, за мною не пропадёт.

— Зачем тебе?

— Нужно. Понимаешь какое дело — чоху эту я в долг взял, да и папаху тоже. И на кое-что другое мне гроши нужны. Я ведь теперь как-никак жених, — Кечошка так осклабился, что сразу стали видны все двадцать шесть оставшихся зубов.

Пожалел я о том, что расхвастался накануне, да поздно было.

— Ты часом не золотые ли зубы вставлять собираешься?

— А что, разве мне не пойдёт? — рассмеялся Кечука.

— Как же, как же, покойный дед твой только золотыми зубами и уминал хрустящие мчади. А ты разве от него отстать можешь?

— Тебе что, парень, денег жалко стало? Ты не бойся, я в срок верну. Ведь не отнимаю, взаймы прошу. Да и тебе от этого одна польза будет, я тебя, транжиру знаю, у тебя они как вода, утекут, а я сохраню в целости… Ну не трясись, не бойся, хочешь вексель выдам?

— Скажешь тоже, вексель!

— Сколько даёшь?

Прихвастнул я, конечно, зря, но известное дело — язык без костей:

— Денег я лопатой не загребал, но кое-что у меня скопилось.

Я достал привезённый из дому кисет и отсчитал Кечошке сто рублей.

В конце недели он снова наведался ко мне. Посмотрел на меня да так рот и разинул, что мне показалось — потроха стали видны, но вместо потрохов я увидел ослепительно сверкающие золотые зубы, даже зажмурился, так они блестели.

— Кечошка, паршивец, что это?

— Как что, не видишь разве, зубы. Говорил же тебе, жених я теперь, как же мне в Сакиваре показаться с поломанными зубами?

Позавидовал я золотым зубам этого негодника: того и гляди всех девок на деревне с ума сведёт. На мою долю ничего не останется. Хотя никого мне и не нужно, кроме Гульчины, но всё-таки…

Потом вдруг вспомнились мне недавние мои страхи: может, зубы эти у какого-нибудь мертвеца вырваны?

Снова задрожал я с головы до ног, но, скрывая страх, накинулся на Кечо:

— Ах ты, бессовестный, на мои деньги ты золотые зубы себе вставил!

— Чего ты горячишься. Деньги я тебе верну, а об остальном волноваться нечего. Какое тебе дело, что я на них сделал, зубы вставил или золотой хвост прицепил.

— Мне, конечно, всё равно, — согласился я, — только тебя, дурака, жалко. Ещё когда были у тебя обыкновенные зубы, поглощал ты всё с волчьим аппетитом, а теперь. Что тебя насытит?

Что это тебя, братец, мой аппетит волнует? Небось не твоё ем, своим трудом-потом заработанное! А теперь пойдём-ка эти зубы обмывать!

— Куда пойдём, верблюд?

— Проглотим чарку-другую.

В духан мы не пошли, а устроились, как и в прошлый раз, у меня. Наклюкались, как следует, полез Кечошка целоваться, да как всадит прямо мне в подбородок свои золотые зубы. Больно стало, и укусил я его тоже, но не зубами, а словом:

— Кечука, верблюд, — говорю я ему, — а знаешь ли ты, что есть такие подлецы, которые у покойников золотые зубы выбивают да продают их зубным врачам, а те, в свою очередь, вставляют их таким дуракам, как ты.

— Что-оо! — встрепенулся Кечо, — что ты мелешь, парень, у меня чужие зубы? Ты что, свихнулся, что ли? Во-первых, у каждого человека зубы имеют определённую форму. Нет, нет, чужие зубы мне не подойдут! Это я уж точно знаю, а впрочем, чёрт его знает!.. Вай ме, вай ме, как же теперь от них избавиться?