Александр Волошин - Земля Кузнецкая

— А в чем дело? — удивился Дубинцев, который зашел для того, чтобы провести по поручению парткома беседу о пятилетнем плане бригады.

— П-прогулял! Д-два часа! — разъяснил Саеног.

Первым выступил Черепанов. Сдерживая обиду, готовую прорваться в грубом слове, он объяснил, в какое положение попала бригада в связи с прогулом Митеньки. На днях нужно подводить итоги по соревнованию с Хмельченко. Но какие же это итоги, когда в бригаде прогул? Этого же не скроешь! Да и от кого скрывать? От государства?

К тому же вчера поступил вызов на соревнование от молодежной бригады Севастьяна Емельянова. Чтобы ответить на это, нужна тоже чистая совесть. Черепанов постучал кружкой о стол.

— Всем это понятно?

— В-выгнать! — категорическим тоном заявил Саеног.

— И опубликовать! — поддержал Лукин.

— Присоединяюсь, — осторожно привстал Георгий Сибирцев и так же осторожно сел, потому что редкий стул выдерживал его тяжеловесную фигуру.

— Давайте все же разберемся, — предложил Дубинцев. — Мне непонятно: зачем было Дмитрию позорить бригаду?

Страсти немного улеглись. Стали разбираться по порядку. Попросили объяснений от самого Митеньки.

— Я, конечно, виноват… — сказал забойщик и беспомощно оглянулся.

— В чем же? — спросил Дубинцев.

— Ну… что ушел раньше… Думаю, вскипячу чаек, все приготовлю… Придут, да еще и похвалят: удалой, скажут…

— А норму, значит, выполнил?

— Вот насчет нормы! — ожил внезапно Митенька. — Я больше не согласен на это. Нас шесть человек, а уступов в лаве двенадцать, выходит по два на пай. Я не согласен на это… Скучно.

— Это правда, — быстро согласился Сибирцев, — получается какое-то баловство…

— Т-тесновато, к-конечно, — согласился и Саеног.

— В тесноте, да не в обиде! — попробовал выйти из положения Лукин.

— Кто не в обиде: шахта или ты? — нахмурился Черепанов и вопросительно оглянулся на Дубинцева.

Самый молчаливый в бригаде Алеша Алешков или попросту «цыганенок», как его звали, недоуменно почесал смоляные кудри.

— Что ж теперь — разбегаться кто куда?

Над этим всерьез задумались, забыв временно о Митеньке. В самом деле, что же делать? Пока работа налаживалась, пока душой и сердцем входили в дело, учились, завоевывали право называться шахтерами, все было ладно, привыкли чувствовать рядом друг друга, так теплее жилось. Но незаметно для себя они выросли, и им действительно стало тесновато в лаве.

Дубинцев, сам вступивший только что в большую жизнь, с удовольствием смотрел сейчас на молодых забойщиков, занятых поисками ответа: как же работать дальше, как устроить, чтобы и вместе быть и не мешать друг другу? Дубинцеву пришлось признаться себе, что он проглядел, как недавние ученики выросли в настоящих шахтеров.

Вывод напрашивался простой: тесно в двух уступах — пусть берут по четыре. Но так как лава невелика, бригада должна из односменной превратиться в суточную. Дубинцев стал прикидывать вслух, где бы взять еще трех забойщиков, чтобы на каждую смену выходило по три.

— Не надо, не надо, — запротестовал Черепанов и возбужденно прошелся по комнате. — Мы будем по двое выходить в лаву.

— По шесть уступов на пай? — удивился Дубинцев.

— Честное слово! — подхватил Сибирцев и, неосторожно повернувшись, выжал из стула такой жалобный скрип, что все укоризненно оглянулись.

— Вот только Очередько… — усомнился Черепанов и подосадовал: — Эх, нет Павла Гордеевича! И зачем только его погнали на десятую шахту, ведь при деле был человек?

— Это особый разговор, — заметил начальник участка и, заразившись общим нетерпением, спросил, подзадоривая: — Значит, по два человека на смену?

— А как же со мной? — робко подал голос Митенька.

К нему повернулись шесть сразу поскучневших лиц.

— Вот загвоздка, — сказал Черепанов озадаченно, но уже без особой неприязни. — Если выгнать иp бригады, душа не поворачивается.

— Ты скажи лучше, как мимо табельщицы улизнул? — поинтересовался Лукин.

— Как?.. — Митенька поморгал белыми ресницами. — В старой лаве есть лазейка… в брошенный шурф проникнуть можно, если на животе…

— И ты, значит, проник? — без видимой надобности переспросил Сибирцев.

— Честное слово! — взмолился Митенька. — Ну куда я без вас денусь?

— Влепить выговор, — несмело предложил Саеног.

На этом и порешили. Собираясь уходить, Дубинцев заметил, как тот же Саеног, загнав Митеньку в угол, крутил у него под носом пальцами и угрожающе предупреждал:

— Это официально, понимаешь, официально! А в рабочем п-порядке… п-позднее, мы еще поговорим!

Черепанов был прав, когда высказал опасение, что Очередько заартачится. Не успел Дубинцев заикнуться о переводе молодежной бригады на суточный график, как Очередько замахал руками.

— Что ты, молодой человек, с ума сошел? Мы и так с добычей по самому краешку ходим. Затея наверняка провалится, и тогда на чью голову позор? Не желаю!

Дубинцев пожал плечами, как это делала Аннушка, и пошел в партком. После этого Бондарчук беседовал с Очередько минут пятнадцать.

Выскочив из кабинета парторга, Очередько удивил подвернувшегося ему Черепанова тем, что вначале довольно вежливо поздоровался, а потом вдруг свирепо крикнул:

— Жаловаться?

Бригада все же была переведена на суточный график.

Весь этот день Рогов провел в техническом отделе. «Смутное время», как он называл дни своего вынужденного отпуска, он решил посвятить подготовке документов по новому угольному полю.

Это была кропотливая работа, она требовала большого внимания и зачастую не отличалась разнообразием. С тем большей радостью позволял себе инженер в короткие перерывы — за папироской или просто шагая по коридору — обращаться к мысли, которая возникла у него недавно.

И в воображении и на бумаге набрасывал он схему работы забойного щита с необычайно длинным ходом по простиранию пласта.

По замыслу Рогова щит должен был проходить не восемь — десять метров, как это принято на прокопьевских шахтах, а сто шестьдесят — сто восемьдесят, непосредственно с первого на третий горизонт, делая, таким образом, промежуточный второй горизонт ненужным. Трудно пока было представить, какую огромную экономию средств это могло принести.

Слева от Рогова, у чертежной доски, трудилась Аннушка; напротив, за широким столом, ежеминутно крутил ручку телефона начальник отдела Севастьянов.

— Честное слово, эти участки меня зарежут! — воздевал он руки над головой после каждой телефонной перепалки. — Без ножа зарежут!

Слушая его, можно было и на самом деле подумать, что люди на участках только о том и думают, как бы зарезать начальника технического отдела. А вообще-то это был дельный инженер, немного замотавшийся от производственной текучки, но жадно хватающийся за все новое.