Вениамин Лебедев - По земле ходить не просто

— А вы зря это. Мать все равно рада будет. Ну инвалид, ну без ноги. Да ведь живой! Это для матери, в конце концов, самое главное! Женаты?

— Нет.

— Это хорошо. А то еще как встретит жена, особенно молодая!

— Это-то верно, — усмехнулся Куклин. — Да у меня хуже получается. Заночевали мы как-то с Колей Сноповым в одной деревне под Москвой. Познакомился я там с хозяйской дочкой. Она тогда только что окончила среднюю школу. Начали переписываться… Потом еще удалось два раза побывать у них. Иногда я в письмах даже обижал ее. Правда, не со зла, а по дурости. А писем ее я ждал каждый день. Вроде как единственный близкий человек была мне. Других знакомых у меня не осталось. Растерял за эти годы… Да, собственно говоря, какая дура будет ждать такого лоботряса, как я? Когда под Курском оторвало ногу, решил не писать. Зачем мутить голову такому созданию, если сам не человек, а только четыре пятых? Пусть найдет себе другого, здорового. А я проживу как-нибудь, раз уж так случилось. Ну вот. В госпитале я начал уже поправляться. К осени стал выходить на улицу. Сижу я однажды на террасе в коляске и до того на душе паршиво: даже, думаю, письмо некому написать. Душу излить. И вдруг смотрю: идет с нянечкой моя ненаглядная. От неожиданности глаза на лоб полезли. Знаете, какие нынешние девушки. Разыскала ведь меня через Наркомат Обороны. Закатился колобок ко мне… И ведь не плакала, не жалела, а только выругала за то, что я перестал ей писать. Словно со мной ничего не случилось. Если бы она меня жалела, я бы прогнал ее. В Ногинске это было. Там она прожила три дня. Хорошо было! Потом еще четыре раза приезжала. Дома родителям заявила, что выходит за меня замуж. А там шум, слезы… Но упрямая девка оказалась. Сказала: если родители не соглашаются — все равно не послушается. Вот мы и договорились с ней: я поеду домой, подготовлю мать, а весной она приедет. Ей богу, отчаянная головушка. Ну на кой черт такой девушке нужен калека? Она же красивая. Безногий инвалид… и Таня! Сам не представляю, как это будет. Ей ведь танцевать нужно.

— Скажи, — осторожно начал Дедушкин, переходя на ты. — Тебе-то самому хочется, чтобы она приехала? Мог бы прожить без Тани?

Куклин помял между пальцами папироску и закурил.

— Не умру, конечно. Не такой я человек… Если бы она плюнула на меня, я бы считал это совершенно нормальным: так и должно быть. Только мне без нее жизнь не в жизнь.

— Ну вот видишь. Так почему же ты думаешь, что она без тебя может?

Куклин задумался. Морщины на лбу исчезли, но грудь его порывисто поднималась и опускалась.

Чтобы не мешать ему думать, Дедушкин замолчал и сделал вид, что задремал.

У него не было никакого желания идеализировать Куклина, но он верил ему, как солдат солдату. Этот старший лейтенант, прошедший такую большую боевую жизнь, не будет спекулировать своим положением инвалида, не будет отравлять жизнь окружающим бесконечным нытьем. Жить, конечно, человек с таким характером, как у Куклина, едва ли будет в полном достатке, тем более в такое время. Не будет он искать легких путей для достижения благополучия. Это ясно. Но люди оценят это и будут уважать.

Через сутки пассажирский поезд прогромыхал по мосту на Каме и скоро остановился у вокзала.

В обычной суете встреч и провожаний никем не замеченные, из вагона спустились на перрон Дедушкин и Андрей. Андрей шел на костылях. У обоих за спинами были обыкновенные зеленые вещевые мешки.

Перед выходом на привокзальную площадь они, не сговариваясь, остановились и огляделись.

Город, залитый утренним солнцем, казалось, звал и манил их к себе.

Они спустились по каменной лестнице на площадь и двинулись к трамвайной остановке.

В июне сорок четвертого года танковая бригада, в которой служил Николай, теперь уже майор, была подтянута под Витебск, где зимой велись ожесточенные бои, правда, не совсем удачные.

Начало года ознаменовалось большими событиями на всех фронтах. В январе и феврале части Ленинградского и Волховского фронтов разгромили немцев под Ленинградом и Новгородом. Вслед за этим была освобождена Правобережная Украина. Мощные удары советских войск один за другим следовали от Петрозаводска до Одессы. Военные действия переносились на территории союзниц Германии.

Со дня на день ждали приказа о наступлении войск Третьего Белорусского фронта. Во время ночного марша бригады к реке Лучесе получено было известие, что шестого июня англо-американские войска наконец-то высадились в Нормандии.

Гвардейская бригада перед наступлением была остановлена недалеко от станции Лиозно.

В разгар подготовки прорыва обороны противника Николай вышел на передний край вместе с командирами рот и взводов. Познакомив офицеров с обстановкой в предполагаемой полосе действия батальона, он отправил их обратно, а сам задержался с командиром стрелкового батальона. Только вечером ему удалось освободиться и отправиться в батальон.

Чтобы сократить путь, Николай пошел по лесу и оказался в расположении артиллерийской части. Часовые его задержали. Пришлось подчиниться.

Его привели к командиру полка.

— Постой! Постой! Ты разве жив? — поднялся навстречу ему невысокий плотный полковник. — Я же думал, что ты погиб под Прохоровкой. Сам видел, как твой танк сгорел. Потом людей посылал к нему, а там один пепел. Поминки по тебе справили мои ребята…

Николай старался, но никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах видел он этого человека, но признаться в этом ему было стыдно.

— А здорово ты тогда разметал немцев. Живем до сих пор благодаря тебе. Понимаешь, окружили штаб наш. Получилось так, что немцы прут как ошалелые, а у нас, кроме пистолетов и нескольких гранат, ничего нет. Знали, что на выручку послали роту танков, а их нет. Нас прижали на пятачке и загнали в блиндажи. А тут вы как налетели и пошли чесать…

Николай вспомнил этот случай. Тогда он не разглядел, кому помог. Посадив раненых на танки, он поскорее отправился в тыл, так как задача была выполнена.

— Мои ребята тогда ни на минуту не выпускали твой танк из виду. Как же ты уцелел там?

— Когда подбили, я перешел на машину командира взвода…

Пока полковник и Николай предавались воспоминаниям, перед ними остановился майор-артиллерист, похожий своим лихим чубом на донского казака. Улыбаясь, он молча тряхнул руку Николая.

— А вы, майор, откуда с ним знакомы? Вас тогда с нами не было, — удивился полковник.

— Имели честь поцапаться на последнем марше. На, переправе…

Николай тоже засмеялся. Встреча была поистине забавной. По понтонному мосту надо было переправиться через реку. На очереди оказались танковый батальон и артиллерийский дивизион. Тем и другим надо было спешить на место сосредоточения. Кроме того, была опасность налета немецкой авиации. Майор артиллерист и майор танкист разругались. Пока переправлялись другие части, оба горячились. А тут налетели немецкие самолеты и разбомбили переправу. Во время бомбежки танкист и артиллерист оказались в одной узкой щели,