Вениамин Лебедев - По земле ходить не просто

Со стороны почты, наперерез Николаю, вышел демобилизованный офицер-фронтовик в выгоревшей на солнце гимнастерке и в кирзовых сапогах. За спиной он нес вещевой мешок, в руке маленький чемоданчик. Домой возвращался настоящий труженик войны, для которого никогда не находится обмундирования и снаряжения, предусмотренного для него по должности. Не было на нем даже офицерского ремня.

— Товарищ подполковник! — догоняя Николая, окликнул офицер.

— Сережа! Дорогой мой! Жив? Здоров? — крикнул Николай, узнав Сергея Заякина, и, не давая ему опомниться, сгреб в охапку, расцеловал и потащил к свободной скамейке, продолжая забрасывать вопросами: — Демобилизовался? Домой?

— Домой, Коля. Демобилизовали, как учителя-специалиста. Но сегодня не уехать: не смог достать билетов на пароход.

— Вместе поедем. Ты где остановился?

— У Геннадия Ивановича… Правда, у него с жильем не очень блестяще, но одну-то ночь как-нибудь переночуем.

— Нет, дружище, мне надо разыскать Андрея Куклина. Помнишь его? Еще в Белоруссии встречались в сорок первом…

— А как же… Что с ним? Жив он?

— Жив, — вздохнул Николай, — но без ноги. Ампутировали выше колена.

— Какой красавец был… А ты, Коля, поседел уже…

— Что же… Это понятно. Никому ведь пощады не было. Ну а ты где был все эти годы?

— Еще в сорок четвертом наш отряд соединился с армией… На Вилейке дело было… Я попал в пехоту… Потом ранили в сорок пятом под Варшавой… Провалялся в госпитале несколько месяцев и снова в строй. Стал командиром саперного взвода. До самой демобилизации минами занимался.

— А о капитане Гусеве знаешь что-нибудь? Жив он? В эти годы люди, вспоминая общих товарищей, прежде всего спрашивали: «Жив?»

— Жив! Майор теперь, — ответил Сергей. — Демобилизовался по инвалидности. Работает в Белоруссии в одном из райкомов. Тяжело ему. Жена погибла в концлагере в Баварии, а дочь и сейчас в американской зоне оккупации Германии в услужении у какого-то владельца пивной. Западные власти отказались ее возвратить, Был даже суд, но и он отказал в возвращении. Гусев, дескать, не в состоянии прокормить дочь. Сам Гусев сейчас в Швейцарию поехал, действует через Международный Красный Крест.

Известия были потрясающие, и Николай сидел, погруженный в тяжелые мысли.

В адресном бюро ответили твердо: Никитина Нина Федоровна в городе не проживает с 1941 года.

Николай отправился разыскивать Андрея. На второй этаж дома-коробки, какие очень торопливо строили в годы первых пятилеток, он поднялся с некоторым смутным страхом. Он боялся инвалидности Андрея, страшно и больно было увидеть друга в несчастье. И все время он испытывал какое-то смутное чувство вины за то, что вот он жив и цел, а Андрей… Впрочем, в голове его никак не укладывалось, что Андрей — калека. Весельчак Андрей?!

На стук ответили не сразу.

Кто-то, шаркая кожаными подошвами комнатных туфель, подошел к двери и не спеша вставил ключ в замочную скважину. В полутемной прихожей стояла маленькая седая старушка.

— Андрей Куклин здесь живет?

— Он в своей комнате. Проходите, — сказала старушка, распахивая перед ним другую дверь.

Андрей сидел за столом и что-то писал. Несколько секунд он разглядывал Николая, а потом вдруг побледнел и, тяжело вскочив из-за стола, закричал отчаянным голосом:

— Мама-а! Танюща-а!

Из боковой комнатушки выбежала молодая женщина с толстыми косами, уложенными вокруг головы, а испуганная старушка очутилась между Андреем и Николаем и бросала на него недобрые взгляды.

— Посмотрите, кто приехал! Коля приехал! — продолжал кричать Андрей, пока, наконец, овладев собой, не добавил уже спокойнее — Праздник у нас сегодня! Великий праздник, дорогие мои!

Он проковылял к Николаю и они крепко обнялись и расцеловались.

— Здравствуйте, Мария Егоровна! Извините, что я не признал вас сразу, — обратился Николай к старушке. — Знаю о вас вот уж скоро десять лет, а встретиться не доводилось. Танюша, здравствуй! Вон ты какая стала!

— Растем все шире и свободней, — весело пропел Андрей строчку из распространенной в то время песенки, намекая на беременность жены. Таня смутилась и покраснела.

— И вы тоже изменились, — сказала она.

— Постарел, хочешь сказать?

— Не-ет. До этого еще далеко.

— А ему положено стареть, — вставил Андрей. — Уже, видишь, подполковник. Кто же его, зеленого, будет слушаться. Наверное, теперь командир батальона или заместитель командира полка?

— Ну что ты, Андрюша! — обиженным тоном сказал Николай. — Вечно ты меня недооцениваешь. Когда же это я в заместителях ходил? Подымай выше. Больше двух лет танковым полком командовал.

Николай не хвастался. Просто он говорил в том тоне, какой установился между друзьями за годы совместной службы. Если бы Николай сказал то же самое не так весело, задиристо, Андрей, может быть, даже обиделся бы.

— Елки зеленые! За тебя, выходит, голой рукой не берись. Наш брат, лейтенантики всех мастей, перед тобой должны на задних лапках стоять.

— Положим, ты и солдатом-то даже перед генералами не очень-то стоял на задних лапках, — заметил Николай.

— Слышишь, Танюша, что обо мне говорит большое начальство? — подмигнул Андрей жене. — А ты все считаешь, что я только перед женщинами языкастый.

— Пошел теперь хвастаться. Надолго хватит. По-думаешь, похвалили разок. Пригласи-ка лучше гостя снять снаряжение и отдохнуть.

У Николая сразу отлегло от сердца. Все здесь благополучно. Семья дружная, хорошая.

Как и зимой в сорок первом году в доме родителей Тани, Николай почувствовал себя здесь уютно и спокойно. Нет, видно, как ни трудно Андрею, а он остался прежним бодрым Андреем с его оптимизмом, с его верой в будущее.

До ужина Николая почти насильно уложили в постель. Он не думал, что уснет, а задремал крепко.

Проснувшись, он услышал шум примуса за перегородкой на кухне. Жарили рыбу: запах проникал в спальню. То и дело поскрипывал протез Андрея.

— Слушай, Танюша. Как ты думаешь, хватит вина? — услышал Николай шепот друга.

— Не твоя забота. Все будет, как надо…

— Ты понимаешь, мы с ним не один пуд соли вместе съели. В таких случаях, говорят, сам Михаил Архангел леживал пьяный у райских ворот, а нам-то уж богом положено. Все-таки фронтовики…

— Ну что ты болтаешь зря? Мне ведь твои друзья тоже дороги. Всего у нас хватит. Не беспокойся, пожалуйста.

Слушая эту воркотню, Николай улыбался. Ему не хотелось ни подслушивать, ни тем более вмешиваться. в разговор, но он невольно вмешался.

— Таня! — позвал он. — Там у меня в чемодане консервы есть и две бутылки китайского. Достань, пожалуйста.

— Ты разве не спишь? — недовольно проговорил Андрей. — Этого еще недоставало. Фронтовой товарищ пришел в гости со своими харчами… Ты об этом позабудь…