Вениамин Лебедев - По земле ходить не просто

— У меня продуктов достаточно. Куда их беречь?

— Домой увезешь, — решительно сказал Андрей, появляясь в спальне. — Там, брат, сгодится больше, чем здесь. А меня, как инвалида, снабжают хорошо. По нынешним временам даже слишком… Иногда совестно становится. Получаю наравне с профессорами. Утешаю себя только тем, что Тане надо получше питаться. Не хочу, чтобы ребенок родился рахитиком.

— За дорогу у меня много накопилось талонов. Я на них и взял. Так что за меня не беспокойся.

— Ну, в общем сказано: домой увезешь! — настойчиво повторил Андрей и, считая разговор оконченным, спросил: —Ты сейчас из Порт-Артура?

— Был там. А последние полгода — на Курилах.

— Здорово… Да, ты знаешь, тебя Закир Мухаметдинов разыскивает. Я письмо от него получил.

Николай достал толстую записную книжку, чтобы записать адрес. Увидев на обложке иероглифы, Сергей спросил:

— Это еще что? Уж не изучаешь ли ты ко всему прочему китайский язык?

— Читаю, пишу, разговариваю понемножку. Я ведь в Китае прожил больше года. Не упускать же такую возможность. Я специально на квартиру встал к учителю-китайцу. У китайцев есть хорошая поговорка: знание, что лодка против течения. Перестал грести — и тебя понесет назад. Вот и приходится грести против течения.

— Это верно, конечно. И знаешь, мы с Таней тоже учимся. Она на физмате, я на историческом.

Андрей лег рядом с Николаем и раскрыл письмо.

— Начало я не буду читать, общие фразы… А вот… «После ранения под Курском мы с Володей Казаковым пролежали в одном госпитале более месяца, а потом оказались в одном батальоне на Крайнем Севере. В ноябре сорок четвертого Володя со своим взводом ушел в тыл противника. Война там была рейдовая. Когда возвращались назад, взвод его напоролся на засаду. Немцев было около роты. Володя погиб в рукопашном бою. Из его взвода вернулся только один связной… В тот же день мы разгромили тех немцев. Володю похоронили под скалой. Сам я вернулся здоровым, но выпали почти все зубы. Жена зовет меня стариком. Учусь заочно в сельхозинституте. Работаю председателем колхоза. Трудно, но унывать некогда…»

— Вот и Володя… Мало нас осталось из батареи.

— Я насчитал в живых пять человек. Да, досталось нашему поколению. А все же мы не потеряли себя. Вот Закир… До чего же хорош мужик. Один стоит многих. Лишь бы войны не было: все построим, все перестроим, с нашим народом все можно сделать.

В комнату зашла Таня. Увидев обоих друзей на постели, она скомандовала, подражая голосу институтского преподавателя военного дела:

— Подъем, товарищи офицеры!

— И тут командуют нами, Андрюша, — сокрушенно сказал Николай.

— Да, — уныло признался Андрей. — И тут нами командуют, браток… Всю жизнь…

— Распусти-ка вашего брата — никакой дисциплины не будете знать. Живо! Через пять минут чтобы сидели за столом, — начала распоряжаться Таня. — Пока другие гости подойдут, немного закусим…

Вечером к Куклиным пришли Сергей Заякин и Дедушкин с женой. Дедушкин еще не совсем оправился от ран.

За столом Мария Егоровна сказала сыну:

— Начинай, хозяин. Тост за встречу…

— Погоди, мама, — остановил ее Андрей. — Первый тост у нас, солдат, полагается в таких случаях за тех, кому не довелось вернуться оттуда.

— Боже! Сколько они перенесли! — прошептала Таня, наклоняясь к жене Дедушкина. — И тут не могут забыться.

Но солдат не может долго находиться в мрачном настроении. Вскоре за столом уже смеялись, шутили, вспоминали всякие случаи из армейской жизни.

Поздно ночью, когда вышли на балкон покурить, Николай спросил:

— В институте должен работать Федор Токмарев… Там он?

— У нас не работает, но часто бывает. Популярные лекции всякие читает.

— Не хочешь ли встретиться с ним? — спросил Дедушкин.

— Не знаю. Пожалуй, скорее даже нет. Очень уж мы разные люди. Боюсь, что если я пойду к нему, он подумает, что я заискиваю перед его научным гением, а может, и наоборот, постарается использовать мое посещение для укрепления собственного авторитета: вот, мол, смотрите, каковы мои друзья. Ни то ни другое что-то меня не устраивает.

— Слышал я его популярную лекцию, — сказал Андрей… — Демагог он… Мне показалось — сплошное тре-пачество.

— Подлец он, — медленно сказал Дедушкин. — В городе обвинил целую группу научных работников в космополитизме. Часть уже с работы сняли, а некоторые ждут: вот-вот переместят их в «места не столь отдаленные».

— Где Нина? — спросил Андрей. — Ты с ней переписываешься?

— Не знаю. Ничего не знаю о ней. Договорились мы встретиться здесь после войны, но ее нет. Хочу завтра зайти в мединститут. Может, быть, там знают хоть что-нибудь.

— Да, — вспомнил Дедушкян. — Я недавно лежал в госпитале. Раны у меня опять открылись… Там о тебе спрашивал начальник госпиталя полковник медицинской службы Колесниченко. Он еще что-то говорил о твоей знакомой…

— Дмитрий Петрович? Колесниченко? Что он говорил?

— Да он только о вашей дружбе с сотрудницей его госпиталя на фронте говорил. Больше ничего особенного. Она, кажется, майор медицинской службы…

Николая бросило в жар. Неужели Колесниченко знает что-то о Нине?

С этого момента Николай не был уже в состоянии думать ни о чем другом, кроме того, что надо разыскать Колесниченко, узнать у него хоть что-нибудь.

Андрей посоветовал:

— А ты позвони в госпиталь. В нижнем этаже есть телефон. Узнай у дежурного, когда и где можно найти полковника.

Николай и Андрей спустились на первый этаж.

— Доктор Колесниченко ушел час тому назад, — ответили из госпиталя. — Сюда он приходит обычно в одиннадцать.

Утром, едва дождавшись одиннадцати часов, Николай снова позвонил.

— Начальник госпиталя Колесниченко слушает, — отозвался в трубку далекий голос.

— Здравствуйте, Дмитрий Петрович. Говорит Николай Снопов. Возможно, вы меня не помните. Давно ведь мы с вами не встречались. В последний раз на Халхин-Голе.

— Коля? Ну что ты выдумываешь. Как это не помню? Но откуда ты взялся? Я полагал, что тебя давно в живых нет. Писал к тебе…

— Дмитрий Петрович, вы знаете что-нибудь о Нине? — Знаю, дорогой, знаю. Рассказывать надо долго, но у меня сейчас нет времени. Иду на операцию. Для вас война кончилась, а нам долго еще придется воевать с ее последствиями.

— Дмитрий Петрович, — взмолился Николай. — Я в четыре уезжаю. На пароходе…

— В четыре? — переспросил Колесниченко. — Хорошо, я приеду на пристань в три. Идет?

— Идет, Дмитрий Петрович.

Николай не понял, что означали слова Колесниченко «рассказывать надо долго». То ли обнадеживал в чем-то, то ли что другое. Сказал как будто бодро…

Провожать Николая на пристань пошли Андрей и Таня. Ходить Андрею было еще нелегко, но он не унывал и даже старался идти впереди других. — Пока до пристани дойдете, будете богатейшими людьми, — шутил он, поворачиваясь к Тане и Николаю.