Вениамин Лебедев - По земле ходить не просто

— Мужчины, к, столу, — позвала Аня. — Андрей, Коленька, идите завтракать.

Андрей при виде разложенного на скатерке угощения тоже не удержался от восклицания:

— Ого! Не часто же нашему, брату такое встречается.

— Истосковались вы, ребята, как я гляжу, по дому, — заметила Аня. — Ох и истосковались! Скоро демобилизуетесь?

— По закону, надо полагать, к осени будущего года. А там, кто его знает, как будет. Обстановка, сами знаете…

— Да, вы слышали сегодняшнее сообщение ТАСС? — спросил Сергей. — В чем тут дело? Иди я перестал понимать свой родной язык? Иностранная печать сообщает о концентрации немецких войск у наших границ. А мы то ли опровергаем это, то ли говорим: и без вас знаем это. Растолкуйте хоть вы, военные люди… Может, вы понимаете?

— Сообщение мы слышали, — отозвался Николай. — И, язык, действительно… А впрочем, может, так и надо сообщать. Черт его знает! Одним словом, паршивая обстановка.

— Будет война?

— Да я думаю, что не избежать, — ответил Николай.

— А почему ты так убежден в этом?

— Германия, небось, вкусила сладость побед и на этом не остановится. А наша земля немцам всегда снится. Сам видишь, неспроста самолеты почти каждый день нарушают границы. И летчики их тоже, небось, не случайно теряют направление… Это ведь зря не бывает.

— Что известно о Федоре? — спросил Николай, чтобы сменить разговор.

— Ну, ему, брат, повезло. Женился на дочери влиятельного человека. Держится солидно. Голос даже стал воркующий. Животик, конечно, появился. И жена у него этакая фуфрышка…

— Ну зачем ты так издеваешься над ним? Работать-то он умеет. Это у него не отнимешь, — заступилась Аня. — Разве плохо, что он старается нравиться людям? Что жить хочет получше? Это ты только как ошалелый носишься, не задумываясь, приятен ты людям или нет. Да и жена его вовсе не плохая.

— Ого! Что я слышу? Аня стала настоящей образцово-критической женой. Может быть, и мы, Андрюша, когда-нибудь попадем в руки таких и так же вот будем мучиться, а?

— А что с вашим братом церемониться, — отпарировала Аня.

Под вечер Заякиных проводили на автобусную станцию. В лагерь возвращались медленно, оба задумчивые. Даже Андрей вопреки своему обыкновению перестал балагурить.

— Тебе скучно, друже? Жалеешь, что потерял выходной?

— Нет. Завидно, браток, что люди могут, жить иначе, чем мы.

— Уж не влюбился ли ты, случайно?

— Похоже. В хорошую семью. В такую, как у этих. Но нам это пока не положено.

День приближался к концу. Огромный раскаленный диск солнца, казалось, застыл над горизонтом. Стало прохладнее.

Никто не подозревал, что следующего мирного воскресенья придется ждать долгие годы, а для многих этот день был последним выходным днем.

Расплылась и померкла вечерняя заря. Стало тихо. Лишь в траве не прекращались смутные шорохи, да изредка в сумрачной дали сонно и картаво трещали коростели и раздавались быстрые очереди перепелиных криков.

В полночь за рекой пробасил старый петух, и через несколько секунд его собратья, словно сконфуженные опозданием, хором повторили на разные голоса ту же нехитрую мелодию.

Еще не успела окончательно спуститься на землю густая тьма, а небо на востоке начало бледнеть и скоро над горизонтом обозначилась алая полоска. Начали гаснуть звезды.

Николай медленно дошагал до крайних палаток батареи и, остановившись, долго прислушивался к просыпающемуся птичьему щебету.

Со стороны штаба полка показалась фигура приближающегося человека.

— Дежурный!

— Я! — ответил Николай вполголоса.

— А, Коля…

Это был лейтенант Лаченко, дежуривший по штабу полка.

— Как у тебя? Все в порядке?

— Все в порядке, товарищ лейтенант.

С таким же вопросом мог обратиться к Николаю любой дежурный, но слова лейтенанта звучали по-особому. Бывший командир батареи, теперь начальник боепитания, считал себя частью батареи и спрашивал о ней, как о своей семье.

— Знаешь новость? Капитан Гусев приехал, — сказал он.

— Да ну?

— В одиннадцать прикатил. Сейчас спит у меня в палатке.

Гусева ждали только к осени. И неожиданное возвращение его радовало обоих.

Лаченко ушел. Николай снова зашагал между палатками. Присесть он боялся: еще заснешь!

Мысли снова и снова возвращались к рапорту об отпуске. Хотя прошла уже неделя, ответа пока не было.

Надо было подумать и о будущем. Если не будет войны, то в следующем году его должны демобилизовать. Об аспирантуре пока нечего и мечтать: экзамены не сдать. Придется года два поучительствовать. Что ж! Тем лучше. Нина будет к тому времени врачом. В этом году надо быть побережливее в отношении денег. Не велико, правда, жалование помкомвзвода, но можно все-таки накопить хотя бы на приличный костюм. Не ждать же помощи от отца и братьев.

Долгое время Николай считал, что Нина для него потеряна навсегда. Но что бы он ни делал, первой мыслью его было: «А что бы подумала Нина, что бы она сказала?» И всегда ему хотелось, чтобы Нина могла одобрить его, чтобы ей не было стыдно за него.

— Тра-та-та-та-та! — прорезал тишину сигнал боевой тревоги.

— Тревога! — закричал Николай и, придерживая противогазную сумку, кинулся в палатку за планшеткой, биноклем и буссолью.

Выбегая обратно из батареи, он почувствовал учащенное биение сердца и какой-то холодок в груди, как перед штыковой атакой. Сколько раз он слышал эти звуки сигнала тревоги, и каждый раз чувствовал все то же. К этим звукам невозможно привыкнуть.

В палатках уже стоял ровный гул торопливого движения множества людей, слышались сердитые окрики младших командиров, лязг металла.

Николай взглянул в сторону островерхой японской трофейной палатки, в которой размещался теперь штаб полка. Странно было, что сегодня он не напоминал встревоженный улей, как бывало обычно. И тут Николай увидел начальника штаба полка. Он бежал вдоль передней линейки, размахивал фуражкой и что-то кричал, показывая в сторону реки.

— Людей в укрытие! По щелям! — разобрал наконец Николай.

— Командиры отделений! Людей в укрытие! Бегом! — повторил команду Николай и в то же мгновенье услышал рокот чужих авиационных моторов. Самолетов было десятка три. Небосклон на западе был еще темноватый, и, пользуясь этим, самолеты воровски подкрадывались к лагерю.

«Что это? Провокация? Война?»—лихорадочно мелькали мысли-вопросы.

Самолеты как будто держали курс севернее, но вдруг из-за опушки леса одновременно взлетели две ракеты и, прочертив красные дуги, скрылись в артиллерийском парке. Следующий выстрел из ракетницы указывал на палатки. Какой-то подлец наводил на цель.