Лев Правдин - Ответственность

Накинув свой белый, еще совсем почти не потертый, не обношенный полушубок, Таисия Никитична проговорила: «Жди, я скоро…» — и ушла. И в самом деле вернулась так скоро, что вода в котелке только что забурлила.

— Ухожу, Валечка, — торопливо проговорила она, едва переступив порог. — Ты уж тут в одиночестве почаевничай.

Так это она проговорила, будто уходит по срочному вызову и не очень надолго. Валя так и поняла.

— Куда, если не секрет?

— Никакого тут нет секрета. К месту назначения отправляюсь.

— Вот даже как? — удивилась Валя, отлично зная, что все пути к штабу перекрыты, и даже неизвестно, где он сейчас находится, этот штаб, потому что связи давно уже нет. Сам Бакшин ходил, да ни с чем вернулся. А доктора посылает. Ох, что-то тут не так!..

Укладывая вещи в походный чемоданчик, Таисия Никитична ничего не ответила.

— Не очень-то похоже это на Батю нашего, — с сомнением проговорила Валя. — Он хоть и рисковый, да осторожный. Он, если не уверен…

— Вот именно, — перебила ее Таисия Никитична. — Он уверен. И мы не будем ни в чем сомневаться.

Это она так сказала, что Вале показалось, будто Таисия Никитична сама еще ни в чем не уверена, но подумала, что это от волнения перед ночным опасным походом.

— Да и я не сомневаюсь вовсе. Я просто понять хочу…

— Потом когда-нибудь все поймем. — Таисия Никитична вздохнула и постаралась улыбнуться. — Присядем перед дорогой, Валечка моя дорогая…

Еще не успели они как следует посидеть, подумать, как за дверью послышались шаги и негромкие голоса.

— Это мои проводники, — проговорила Таисия Никитична. — Ну, давай, Валечка, прощаться, надолго, а может быть, навсегда. — Она пошла к двери, но вдруг остановилась и очень торопливо проговорила: — Я тебя прошу, постарайся Сашу Ожгибесова увидеть и все скажи ему, что знаешь про меня… И что еще узнаешь, тоже скажи.

— Да что же я еще узнаю-то! — с отчаянием от того, что Таисия Никитична сейчас уйдет надолго, а может быть, и навсегда и ничего больше не успеет сказать, воскликнула Валя. — Ничего вы мне и не объяснили…

— Все ты узнаешь, что надо. И никогда не думай про меня ничего плохого…

— Ох, какие-то все у вас загадки немыслимые!..

В сером тумане смутно темнели фигуры провожатых. Таисия Никитична сосчитала — шестеро. Один из них, командир этого отряда, проговорил тихим хрипловатым голосом:

— Гарусов, прими у доктора чемоданчик.

— Да он совсем не тяжелый, я и сама…

— Гарусов, прими.

Стоя у входа в землянку, Валя смотрела, как они идут, тают в тумане, исчезают. Ушли.

И весь этот вечер и долго еще потом Валя думала, куда ушла Таисия Никитична и как надо понимать то, что сказала она на прощание, но так ни до чего и не додумалась. Спросила Шагова. Отважилась. А тот только отмахнулся:

— Командир, ему виднее.

— Да видиее-то что?

Долго молчал, но потом все-таки ответил:

— Придет время — узнаем.

— А по-моему, вы и сейчас все знаете…

Вот на этот раз он ничего не сказал, да Валя уж и сама поняла, что ответа ей не дождаться, но скоро события так повернулись, что она если и не все еще поняла до самого конца, то хотя бы стали понятными прощальные слова, сказанные Таисией Никитичной: «Не думай про меня ничего плохого».

Прошел день, настал второй. Сидела Валя в просторной командирской землянке в своем уголке у рации. Бакшин приказал связаться со штабом, но штаб упорно не отвечал. И так она просидела до самого обеда и уже прислушивалась, не идет ли Гусиков ей на смену, давно бы пора ему явиться, но кругом стояла такая тишина, словно на всей земле вдруг наступил мир.

Недолго продолжалось это обманчивое состояние мира и покоя. Толкнув дверь, шумно вошел Бакшин.

— Ничего нет? — спросил он.

Бросил автомат на постель, сам сел рядом, бросил фуражку. И хотя не сказал он больше ни одного слова, и сидел неподвижно, но даже сейчас, в состоянии полного покоя, он казался полным грозы и бури.

Валя подумала: «Бомба замедленного действия», и, устыдившись непочтительности этой своей мысли, отвернулась к маленькому окошечку, за которым виднелась только рыжеватая болотная кочка. Все остальное тонуло в густом тумане. Но все же не могла не подумать: «Молчит. Ох, не к хорошему это. Затишье перед грозой».

А он очень мирным голосом сказал:

— Гусикова я послал на аэродром. Не жди, не придет.

— Да не очень-то я и жду…

— А на окошко поглядываешь.

— Все-то вы замечаете.

— Не очень, чтобы все… — проговорил он, вдруг насторожившись.

— Да ничего и не видать в это окошко, кроме тумана, — сказала Валя и тоже прислушалась.

Вначале она ничего не услышала и только немного спустя различила торопливые шаги уже у самой землянки, за дверью возникла какая-то неясная возня и прозвучали отрывистые голоса.

— Погляди, Валентина, что они там, — приказал Бакшин.

Не вставая с места, она потянула за веревочную петлю. Дверь распахнулась. На земляных ступенях толпились партизаны, те самые, которые сопровождали Таисию Никитичну. «Скоро управились», — подумала Валя, но тут увидела она в руках одного из парней знакомый чемоданчик и тогда решила, что пройти не удалось и пришлось вернуться ни с чем.

— Ну, что вы там? — грозно спросил Бакшин.

Тогда партизаны вошли в землянку, и один из них выдвинулся вперед, бережно, словно спящего ребенка, прижимая к себе какой-то большой белый сверток. В сумраке Валя не сразу поняла, что это такое они принесли, но когда пригляделась, то узнала знакомый белый полушубок. И по тому, как бережно несли его и как протянули его Бакшину, Валя решила, что произошло самое страшное. Всяких смертей насмотрелась, привыкла, огрубела, но тут захотелось ей взвыть во весь голос, по-бабьи, так, чтобы сердце закатилось…

— Куда дели доктора? — задохнувшись, спросил командир.

Тогда тот, который с таким бережным старанием принес полушубок, бросил его к ногам Бакшина.

— Переметнулась, — выговорил он решительно, как топором отрубил.

— Скоро определили, — тяжело задышав, проговорил Бакшин. И спросил: — А может быть, они ее?..

— Нет, сама.

Тогда командир — это Валя тут же отметила, но поняла потом, когда все вспомнила и сопоставила все слова и события, — тогда командир поднялся, шумно вздохнул и, выпятив грудь, расправил гимнастерку под ремнем. У него был вид, какой бывает у человека, который наконец-то поверил, что опасность миновала. Усаживаясь на свой табурет к столу, он приказал:

— Сама, говоришь? Ну, давай докладывай все, как было, все подробности…

Парней этих Валя отлично знала, и еще когда только провожала Таисию Никитичну, подумала, что такие умрут, но все сделают, как им приказано. Надежные ребята. И все, что они рассказали, — правда с начала до конца. Они должны были проводить доктора до места назначения и в случае, если штаб не найдут, привести обратно. Вышли позавчера в ночь. Шли до рассвета. Дорога знакомая, и до деревни, где им предстояло отдохнуть, добрались без всяких трудностей. Там, в деревне этой, в лесу затерянной, оказалось несколько раненых, их местные жители укрывали, а фельдшера и медсестру еще давно немцы забрали. Таисия Никитична всех их осмотрела, оказала, какую надо, помощь, поговорила с женщиной, которая до войны работала в сельской больнице санитаркой, кое-что из лекарств ей оставила. Все сделала, как надо. А к вечеру, еще смеркаться не начало, вышла она из избы, где отдыхала. Тут к ней парень, караульный. «Не спится что-то, — сказал она. — Я тут за огородами погуляю. А ты не подсматривай. Нехорошо подсматривать, когда женщина одна. Мало ли что ей надо…» Посмеялась, усовестила парня. Бдительность он потерял. Да у него и в мыслях-то ничего худого не было. Он только соблюдал наказ командира. Батя, отправляя их, сказал: «Глаз с нее не спускать, головой отвечаете, если с ней что случится».