Николай Вагнер - Преодоление

Забравшись на раздельную стенку, Груздев приободрился. Задрав кузова, съезжали самосвалы, на их место становились другие, доверху груженные землей, внизу бесперебойно гудел земснаряд.

Увидев начальника стройки, люди, которые работали ближе, какое-то время глазели на него с любопытством и уважением и снова принялись за работу. Подоспевший ко времени прораб доложил о количестве уложенных кубов, попросил добавить машин. Илья Петрович вместе с прорабом пошел вдоль шпунтового бортика стенки. Он и сам видел — сделано немало, уровень уложенного грунта приближался к заданной отметке.

— Молодцы! Одно скажу: молодцы! Еще дня три — и будем открывать ворота. На сей раз без музыки, но зато наверняка. «Черт с ним, с Коростелевым, — подумал про себя Груздев. — Пусть себе идет в институт. И пусть без выговора. Благо, приказ еще не подписан. Да такого, как Евгений Евгеньевич, не исправишь приказом. А стройке он не нужен, как и она не нужна ему. Без него начинали, без него и завершим».

Отогревшись в конторке и переговорив по телефону с дежурным диспетчером, Коростелев пошел искать Груздева. Портить с ним отношения ему не хотелось, тем более теперь, когда он твердо решил уйти со стройки, от всех этих бесконечных хлопот и от постоянной неизвестности о том, что принесет завтрашний день. Надо уйти и сделать так, чтобы не было приказа с выговором. За всю жизнь в его трудовой книжке не значилось ни одного взыскания. Не должно быть и этого. Тем более — за период работы на такой должности. Сейчас Илья Петрович как будто подобрел, и, если не спорить с ним, приказ наверняка будет отменен. Одно дело — поддержка в министерстве, которой можно заручиться, переговорив с бывшими вузовскими однокашниками, и совсем другое — если на тебя не поступает жалоб.

Конечно, и у Груздева репутация оказалась подмоченной. История со шлюзом имеет два конца. Отклоняться от проекта нельзя, во всяком случае, бездоказательно, но нельзя и назначать сроки с потолка. «Давай поднажмем!» — не тот стиль. В министерстве его не одобряют. В прежних спорах с Ильей Петровичем он, Коростелев, не раз оказывался прав. Его докладные в министерстве встречали доброжелательно. Поддержат его и с объяснительной запиской, которую он отправит сразу после окончательного пуска шлюза. Но, боже мой, как надоели все эти записки, постоянное противодействие силе и настойчивости Груздева, необходимость преодолевать одну сложность за другой, добиваться выполнения графиков в заданные сроки!..

Рассуждая таким образом, Евгений Евгеньевич постепенно добрался до раздельной стенки. Одним взглядом оценив обстановку, он спросил у первого попавшегося на глаза рабочего, не видел ли тот, куда прошел Груздев. Низкорослый скуластый человек бойко разбрасывал лопатой землю; он выпрямился и ответил скороговоркой:

— Наша дело земля таскать. Начальства дело смотреть, как таскам. Туда ушла, — он махнул рукавицей в сторону нижней головы шлюза.

«Вот и рабочий мог погибнуть, — мелькнуло в голове Коростелева, — рухни раздельная стенка. Любой, кто бы тут ни находился. А отвечал бы исполняющий обязанности главного инженера, а не Груздев…»

Коростелев увидел Илью Петровича, сидевшего на железобетонной плите в несвойственной ему позе: плечи сгорблены, руки уперлись в колени, голова опущена, как будто он что-то рассматривал на земле.

— Устали? — с участием спросил Коростелев.

— Сердце, — тихо ответил Груздев. — Валидол есть?

— К сожалению, нет. А вы попробуйте поглубже вдохнуть. Несколько раз. Со мной такое случается. Это быстро проходит. А еще лучше взбодриться коньячком. Могу предложить настоящий армянский. Идемте, тут до машины совсем недалеко.

Груздев молчал. Он осторожно поднялся, осторожно распрямил грудь. Острая боль в сердце перешла в ноющую, глухую. Хотелось сбросить ее, шагнуть вперед твердо и быстро, еще раз дойти до конторки, потормошить прораба, проверить, прислал ли диспетчер недостающие машины.

Он направился неторопливо к дороге, идущей через плотину, то и дело останавливаясь и оглядываясь туда, где беспрерывно разворачивались самосвалы, утюжили землю бульдозеры и приглушенно гудел земснаряд.

— Если так пойдет, можно закончить завтра, — выговорил Груздев.

— А что может помешать? Я только что говорил с диспетчером. Он понимает, что главное сейчас — шлюз.

— Не мешало бы уяснить это немного раньше. Где твоя машина?

Груздев остановился, вдохнул всей грудью свежий от влаги воздух.

— Вот она. Дежурный «газик». Садитесь, Илья Петрович. Я все-таки рекомендую вам мой рецепт.

— Ты все о коньячке? Да я же сдохну от него.

— Увидите — все пройдет. Тут важно не злоупотреблять. Рюмочки две, для тонуса. У вас, несомненно, спад сердечной деятельности. Следовательно, нужен толчок. Я же от чистого сердца. Впрочем, как знаете. Не настаиваю.

— Ну, полно, не гневайся. Быть по-твоему. Либо пан, либо пропал. Поехали!

«Газик» быстро пробежал по валу земляной плотины, вывернул на широкую прямую бетонку и минут через десять остановился у скрытого в ельнике коттеджа.

— Проходите, Илья Петрович, — сказал Коростелев. Он открыл ключом дверь, включил свет в передней и в комнате. — Сейчас вашу хворобу как рукой снимет. Сбрасывайте свой плащ. Садитесь, пожалуйста.

Груздев, никогда не бывавший в квартире Коростелева, с присущим ему любопытством оглядел поблескивающую полировкой мебель, стены, оклеенные однотонными обоями в зеленую полоску, эстампы.

— Живешь, как бог! И как тебе, бобылю, удается сохранять такой порядок?

— Заботами Ксении Александровны, Илья Петрович, — отвечал Коростелев. Он уже доставал из холодильника шпроты, сыр, апельсины. — Она — день в гостинице и два дома. Успевает обиходить и меня, и своего старика. А вот — обещанный коньяк.

— Что же, всю жизнь думаешь в бобылях проходить?

— А куда торопиться? Считаю, так спокойнее. И жить, и работать.

— Н-да. Покой — дело хорошее. Но не всегда и не во всем. Да ты не хлопочи. Как-никак — первый час.

— Собственно, у нас все на столе. Предлагаю — за шлюз.

— Эх-хе-хе, — тяжело вздохнув, отозвался Илья Петрович. — Была не была, авось полегчает.

Он отпил глоток, крякнул и потянулся рукой к апельсину. Разрезав его на четыре части, Груздев впился в сочную мякоть полными, по-детски оттопыренными губами. Он аккуратно положил корочку в пепельницу, вытер пальцы платком.

— Теперь можно и за шлюз. Пусть влетело нам обоим, но зато беды не случилось. Шут с тобой — отменю приказ.

— Разве он подписан?

— Хоть и не подписан, но решение было принято. А я, как тебе известно, менять своих решений не люблю. Да и кое-кто знаком с его содержанием.

— Соколков?

— Нет, с парткомом не обговаривал: тут и так все ясно. К чему? Да Соколков еще и не оперился, самому помогать надо.