Марк Ланской - Трудный поиск. Глухое дело
- Название:Трудный поиск. Глухое дело
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:«Советский писатель», Ленинградское отделение
- Год:1969
- Город:Ленинград
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Марк Ланской - Трудный поиск. Глухое дело краткое содержание
Марк Ланской на протяжении многих лет исследует сложную проблему перевоспитания малолетних правонарушителей. Этой теме были посвящены его ранее напечатанные произведения: «Приключения без путешествий» и «Когда в сердце тревога». Новая повесть «Трудный поиск» связана с нити не только общностью некоторых героев, но и единством цели — стремлением найти практические пути к полному устранению причин преступности среди несовершеннолетних.
«Глухое дело» — повесть о неугасающей народной ненависти к фашистам и предателям. В ней переплетаются драматические события военных лет и сегодняшнего дня, сталкиваются разные характеры и возникают острые нравственные конфликты.
Трудный поиск. Глухое дело - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
А нарушения обнаружились на первых же шагах. Правда была на стороне Рыжова — его сын сидел в одной камере с двумя ворами и хулиганом.
— Что это значит? — допытывался Юшенков, постукивая костяшками пальцев по табличке с фамилиями заключенных. — Кто это додумался посадить мальчишку-фарцовщика с вором-рецидивистом? Пришел ко мне родитель жаловаться, я его высмеял, а он, оказывается, больше меня знает.
— При рассадке мы учитываем не только статьи, по которым они привлекаются, но их характеры, и степень педагогической запущенности.
— Опять! — сердито оборвал его Юшенков. — Как что, так педагогическая запущенность. Придумали отговорку. Это не педагогическая запущенность, а административная распущенность. Произвол!
— Разрешите пояснить, товарищ Юшенков, — вмешался Анатолий, обменявшись взглядом с Георгием Ивановичем.
— Что тут пояснять, когда нарушение налицо?
— Дело в том, что мы часто сталкиваемся с фактом психологической несовместимости. Казалось бы, по инструкции двум парням надо бы сидеть вместе, а на деле не получается — обязательно перегрызутся или какую-нибудь пакость учинят. Взять хотя бы того же хулигана Серегина. С кем только мы не пробовали его помещать. Сразу же создает в камере нетерпимую обстановку. Мы знали, что нарушаем инструкцию, когда определяем его в камеру, где сидит рецидивист Утин. Но другого выхода у нас не было. Мы пошли на этот шаг в порядке опыта, и не ошиблись. При Утине он стал ниже травы. Потому что сам Утин на переломе. Он и сам о своей судьбе задумался, и соседей по камере думать заставляет. Мы поэтому же из всех возможных вариантов и для Рыжова выбрали камеру Утина.
Юшенков умел неожиданно раздвигать губы и сменять начальственное выражение лица умильной улыбкой этакого многоопытного человека, сочувствующего слабости своих оппонентов.
— Ты стихов не пишешь? — спросил он у Анатолия. — Или за романы возьмись. Развел психологию... Глупость все это! Твое дело изолировать до суда, чтобы не смазать дело. А как изолировать, кого с кем, на то есть инструкция, ясная и точная: воры с ворами...
— Наша задача, как политработников, не только изолировать, но и воспитывать, — как бы немного стесняясь, что приходится такие истины напоминать представителю прокуратуры, сказал Георгий Иванович. — Иначе нас разогнать нужно бы.
Улыбка с лица Юшенкова слетела так быстро, как будто он проглотил ее.
— Воспитывайте! Сколько угодно! А нарушать закон, устраивать цирк Дурова, сажать в одну тележку волков и овец — не позволю! Сегодня же пересадить Рыжова.
— Куда? — спросил Анатолий.
— Думайте! Мое дело указать нарушение, ваше — исправлять.
— В любой другой камере Рыжов окажется в более вредном окружении, а здесь в нем заметны перемены к лучшему.
— Это меня не касается. Пересадить!
Георгий Иванович выразительно посмотрел на Анатолия: «Помолчи». Юшенков поднялся и снова, как фокусник, выпустил улыбку из раздвинутых губ.
— Чего надулись? Я же к вам в помощь приехал. Сами спасибо скажете. Пройдем по камерам.
Разговор о рассадке оказался только затравкой. Когда Юшенков увидел на втором этаже комиссию из заключенных, проверявшую чистоту камер; когда заглянул в класс, где шел урок литературы; когда поговорил с подростками и услышал о соревновании, о пинг-понге и телевизоре, — возмущение его вскипело.
Если неправильное размещение заключенных можно было объяснить легко исправимым недомыслием, то все, что творилось в тюремном корпусе, свидетельствовало о сознательном и продуманном нарушении элементарных требований режима. Нежданно-негаданно Юшенкову попал в руки материал, пригодный для сенсационного доклада прокурору, для громкого расследования, для той административной возни с выделением комиссий, накладыванием резолюций, изданием приказов, которую Юшенков считал самым важным и интересным делом. Как всегда в таких случаях, он прикидывал, как будет выглядеть сам в этой истории, и приходил к выводу, что выглядеть будет хорошо — проницательным, дотошливым ревнителем законности, непримиримым ко всяким отступлениям от установленных порядков. За единичным фактом, о котором просигнализировали сверху, он сумел увидеть широкую картину вопиющих нарушений.
— Кто вам разрешил нарушать изоляцию? — допрашивал он с еще большей строгостью.
Ему уже рассказали и об эксперименте, и о первых успехах, называли имена, цифры, но вдумываться в них он не хотел, и только раздражался все больше.
— Никакого контакта между однодельцами у нас не было и нет, — напоминал Георгий Иванович. — Не было ни одного случая, когда бы новые условия режима отразились на каком-нибудь деле.
— Повезло! Сегодня нет, завтра будут. Да и не об этом я спрашиваю. Есть разработанные и утвержденные инструкции, кто вам позволил их нарушать?
— Инструкции ведь не вечные, — заметил Анатолий. — Практика подсказывает, как их менять, делать лучше. А если мы не будем пробовать, искать... Неужели мы не имеем права на педагогический эксперимент?
— Просите разрешение. А так, если каждый начнет экспериментировать, мы таких дров наломаем...
— Мы обсуждали у себя на методсовете, — сказал Георгий Иванович. — Все тщательно подготовили. И результаты говорят за нас — количество нарушений в камерах резко сократилось.
— Сами ребята заинтересованы, чтобы все было в порядке, — добавил Анатолий. — А закроем соревнование, откажемся от актива, совсем не будем знать, что делается в камерах.
— Ребята! — вскрикнул Юшенков. — Что это за обращение? Вместо «гражданин заключенный» — Петя, Ваня, ребята. Это ж черт знает что!
— Мне нужно к нему в душу залезть, доверие завоевать, как же я завоюю, если буду мальчишку называть «гражданин заключенный»?
— Так и завоевывай, не панибратством, не сюсюканьем, а твердостью, авторитетом. Классы пооткрывали. Разве можно допустить, чтобы учителя общались с заключенными? Разве они сотрудники наших органов?
— Сейчас мы можем устраивать встречи подростков со старыми большевиками, с писателями, — как бы в раздумье сказал Георгий Иванович, — а запрем...
— А народных артистов не приглашали? Ансамбль Моисеева? Или филармонию?
Не обращая внимания на ядовитые интонации в голосе Юшенкова, Анатолий спокойно откликнулся:
— Не плохо бы.
— Безобразие! — вспылил Юшенков. — Либерализм развели. Партия и правительство требуют усилить борьбу с преступностью, а они тут дом отдыха устраивают. Преступник ждет суда, а ему условия создают, книжки подсовывают, кино, телевизор.
— Неверно это, — сказал Анатолий.
— Что неверно?
— Все. Во-первых, неверно, что мы устроили дом отдыха. Режим остался режимом, а изолятор изолятором. Неверно и то, что мы своим экспериментом ослабляем борьбу с преступностью. Есть ведь разница между взрослым рецидивистом и свихнувшимся подростком. Одно и то же требование — усилить борьбу — имеет для них разное значение. По отношению к заматерелому преступнику это значит — сделать режим строже и жестче, никаких поблажек. Для подростков в изоляторе — другое. В запертой камере и при полном безделье они портятся еще больше, еще быстрее скатываются в мир уголовщины. Получается не усиление борьбы, а наоборот — поощрение преступности.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: