Дмитрий Снегин - Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести

— А знаете, — наклонился к Береговому Марачков, — тут, в пятидесяти метрах от нас, обосновались минометчики.

— Какие минометчики?... Их наблюдатели, что ли?

— Да нет. Батальонные минометы поставила пехота.

— Скверно, — притворно насупился Береговой, — начнется бой — они нас с первого выстрела демаскируют.

— Наблюдательный пункт не сможет работать, и батареи наши будут молчать, — поддакнул начальник штаба, хотя ему, как и Береговому, было приятно в эту минуту сознавать, что рядом, в каких-нибудь сорока шагах от них, притаились на пустынном, сыром и черном огороде боевые товарищи.

— Ловко ж они запрятались, — чтобы прервать паузу, восхитился Береговой минометчиками, — пробираясь сюда, я их не заметил.

— Хорошо закопались, — одобрительно, в тон ему отозвался Василий Марачков и, помолчав, добавил: — Пора в штаб: документацию отработать надо.

— Да, поехали. Здесь оставьте начальника разведки. А начальнику связи отдайте распоряжение связать наблюдательный пункт с орудиями, выставленными на противотанковые позиции.

Береговой уступил разведчику место у стереотрубы и протиснулся в узкий проход вслед за Марачковым.

Третьи сутки глядели артиллеристы на запад, откуда должны были появиться немцы. Даже гром отдаленной артиллерийской канонады не доносится до них. Редко-редко пролетал «мессер» или плавно, с прерывистым ревом плыли «бомбачи» на Москву.

В который раз принялся Береговой выверять ориентиры, реперы, плановые и внеплановые огни. И вдруг замер у стереотрубы. Там, где дорога как бы надвое располосовала березовую рощу, он увидел: всадники, по четыре в ряд, медленным шагом двигались на него. Впереди всадников — тачанка, какие встречаются только в кинокартинах да в рассказах о героях гражданской войны. Легкие светло-серые кони, точно три крылатых лебедя неторопко катили тачанку, на которой торчал станковый пулемет. Впереди сидел человек в черной бурке, за его спиной — три военных.

Все наблюдательные, все штабы, все ячейки в телефоны и просто в голос зашумели:

— Что за движение?

— Видишь, орудия тянут за всадниками...

— Хлопцы, наконец немцы, готовься к потехе.

— Едут, как на парад.

— Впереди на тачанке вроде Чапая...

— Полыхнет он сейчас...

— Стой, да это ж наши, свои... Обмундирование нашенское.

— Свои!.. Свои!..

— Быть наготове...

— Есть быть наготове!

«Уж не из окружения ли?» — мелькнула в голове Берегового мысль. Но конная колонна, предводительствуемая тачанкой, разрослась в целую воинскую часть, а хвоста еще не было видно.

Тачанка на рысях скатилась с бугра и медленно, направляясь прямо на артиллеристов, начала взбираться на гору. Когда она поравнялась с наблюдательным пунктом, Береговой выскочил из укрытия и скомандовал:

— Стой!

Лихой повозочный стремительно натянул вожжи, а остальные не менее стремительно вскинули на Берегового три автомата, быстро озираясь по сторонам. Но тут же ликующий возглас «свой!» вырвался из груди человека, на плечах которого орлиными крыльями топорщилась бурка. Рассыпавшиеся было в боевую цепь конники вновь приняли походный порядок и двинулись к селу.

Всего этого Береговой не увидел. Он безнадежно пытался высвободиться из железных объятий, в которые заключил его стремительный человек в косматой бурке.

— Да ты ж пойми... пойми, — кричал он Береговому в лицо, не размыкая рук, — как это здорово — свои, советские!.. Два месяца не бачили.

Он говорил на каком-то странном, но приятном жаргоне, одинаково правильно произнося и русские, и украинские слова.

Наконец он отпустил Берегового и торопливо, как старый друг, стал пожимать руки сбежавшимся бойцам и командирам. Распознав в Береговом старшего, человек в бурке обнял его за плечи:

— Ходим, ходим до твоей хаты. Немцев сегодня не жди... Это тебе говорит капитан Орлов — начальник разведки летучей группы казаков генерала Доватора *, — слыхал про нашего батьку?

На груди капитана, когда он взмахивал руками и бурка расходилась, поблескивал орден Красного Знамени.

— Сразу тебе скажу, — засмеялся капитан, когда они, войдя в дом и сняв шинели, уселись за стол, — гарный ты парубок и не слухай тих, кто про фашистов страху тоби балакает. Бандиты — тут и вся их утроба. Офицеры ночью со страху глушат вонючий шнапс, солдаты ракеты пуляют.

Орлов единым махом выпил стакан водки, смачно крякнул и с нескрываемым наслаждением раскусил соленый, не потерявший свежести огурец:

— Да чего ж сладки огурки!

Капитан отодвинул наставленные перед ним его старшиной консервные банки с яркими красивыми этикетками, пачки печенья и сигарет с изображением каких-то замков и минаретов.

— Одна видимость. На Кубани у нас свиньи не станут жрать это барахло. И скажи, что за люди: ни в чем у них души нет... Дай-ка мне махорки. — Он соорудил чудовищных размеров самокрутку и так затянулся, что у Берегового дыхание перехватило. Орлов смежил веки и мечтательно проговорил:

— Ой же, до чего ж хорошо!.. Да... так вот я тебе толкую — трусы они первостатейные. Порубали мы их немало. — Тут капитан сделал паузу, оглядел артиллеристов недоверчивым быстрым взглядом и, словно уловив на их лицах тень сомнения, резко повернулся к двери и крикнул: — Сашка, а ну принеси той заветный мешок!

Сашка — старшина лет под тридцать пять, с традиционными кавалерийскими усами и точными размеренными движениями — вынырнул словно из-под земли и протянул уже развязанный обычный вещевой солдатский мешок. На стол со звоном посыпались ордена, медали, кресты... снова кресты и какие-то фигурные железки, то отливающие серебром, то поблескивающие белой эмалью.

— Вот, — с гордостью поглядел на Берегового Орлов, — и учти: тут только обер-офицеры да генералы... Собери этот металлолом, — уже спокойно приказал он старшине.

И вдруг на глазах у Берегового с Орловым произошла разительная перемена. Улетучилась его веселая кавалерийская беспечность и самоуверенность, а после второго стакана глаза его приобрели неправдоподобно черный оттенок. «Хмелеет, — подумал Береговой. — Ну что ж, сегодня он имеет на это право — два месяца был в пекле у черта». Между тем капитан придвинулся к нему вплотную и доверительно зашептал:

— Как ты думаешь, что со мной зробит Доватор? Парадный мундир его немцам ни за что подарил я. — Он со стоном охватил ладонями свою курчавую голову и сокрушенно умолк, потом резко крикнул: — Сашка, а ну подь сюда!

Старшина мгновенно появился в комнате и, сразу поняв, что от него потребует капитан, вытянулся в струнку; как-то странно побледнели его щеки у самых глазниц.

— А ну выложи мне еще разок, как ты мундир генерала провоевал?