Василий Ажаев - Далеко от Москвы

— Не обещай, вдруг я завтра же нагряну. Спасибо скажу, если построишь обыкновенное общежитие, чтоб людям тепло было и чисто.

Залкинд нетерпеливо прохаживался взад и вперед, и Батманов заспешил.

— Александр Иванович, ты видел людей Гончарука. Тех, что направлены мной на пролив? — прервал он Рогова.

— Они ночевали у меня и позавчера двинулись дальше.

— На машинах?

— Да. Боюсь, с шестого участка им придется пешком топать, дальше не проехать.

— Как их настроение? Все ли здоровы?

— Больных не было. Хотел я задержать их на праздник — не согласились. Там у них один горячий парень есть — Умара Магомет, он торопится на пролив, словно его там пряниками будут угощать. Вообще жаль, что отпустил их, они сегодня мне пользу принесли бы.

— Еще вопрос, — торопился Василий Максимович. — Я эстафетой послал пакет на девятый участок — Панкову. Срочно вызываю его в управление. Получил?

— Получил и успел передать Сморчкову. Он парень надежный, доставит на место.

— Отлично! У меня пока все, Александр Иванович. Отдохните часок, и на вахту!

Управленческому диспетчеру не сразу удалось вызвать Ефимова. Залкинд хотел уже уходить, когда резкий голос начальника третьего участка послышался среди общего шума. Батманов отошел от стола и жестом пригласил Залкинда занять его место. Ефимов в патетическом тоне начал поздравлять начальника стройки и парторга с праздником. Залкинд не дослушал его...

— Вы с какого берега говорите? — спросил парторг.

— Пока с правого, — замялся Ефимов. — Мы почти уже перебрались. Имущество все на той стороне. Я тоже собираюсь.

Залкинд покраснел, глаза у него сузились и потемнели.

— Вы еще так год прособираетесь! — крикнул он. — Я вижу, по-хорошему с вами не дотолкуешься. Разговор на этом кончаем и возобновим в полдень, когда вы уже будете на левом берегу. Где Темкин? Наверное, помогает вам «собираться»?

— Он на той стороне. С утра проводим митинг, и прямо с митинга все пойдут на работу.

— Скажи этому человеку, — подошел к Залкинду Батманов: — Если он немедленно не прикроет свою шарашкину контору и не перескочит на левый берег, то может вообще не торопиться. Я прикажу, чтобы его просто не пускали на левый берег.

Выслушав парторга, Ефимов с минуту еще сидел у селектора в каком-то оцепенении, потом быстро собрал бумаги, взял со стола календарь, часы и письменный прибор, окинул прощальным взглядом кабинет и вышел к машине, чтобы ехать на левый берег.

...Рабочий день — седьмое ноября — начался в шесть часов.

Темкин стоял на поваленном дереве и тихим своим голосом рассказывал сгрудившимся вокруг него строителям третьего участка о выступлении Сталина. Темнота раннего зимнего утра скрывала и площадку на берегу, и полотняный поселок из палаток, и самих людей. Красный свет фонарей «летучая мышь» в руках Некрасова и Ефимова освещал лишь тех, кто был поближе.

...В это же самое время трепещущие огни множества берестяных факелов ярко осветили нанайское стойбище Тывлин. Огромная толпа строителей и нанайцев запрудила широкую улицу селения. Люди переговаривались, окликали друг друга, смеялись, запевали песни. К Адуну несся мощный гул слившихся воедино голосов. Из дома правления колхоза вышел Рогов, председатель сельсовета Максим Ходжер, инженер участка Прибытков, Котенев и помощники Рогова — Хлынов и Полищук. Стоя на крыльце, они любовались игрой пляшущих факелов.

— Разводите бригады, — сказал Рогов. — Повторяю еще раз... Твой объект, Максим, — дорога от трассы через Кривую протоку к Адуну. Полищук поведет своих людей по реке до Шаманьего острова и от этого места будет пробивать путь к трассе по снежной целине. Я, Прибытков и Котенев идем с остальным народом готовить площадку под городок автоколонны.

Ходжер, Хлынов и Полищук сошли с крыльца и слились с толпой. Она зашевелилась, зашумела еще больше, и вскоре от нее отделились и потекли в противоположные стороны два огненных потока.

Рогова остановила группа шоферов. В руках у них были лопаты, кирки и факелы — вздетые на палки консервные банки с паклей, смоченной в керосине.

— Куда же нам все-таки податься? — спросил начальника участка шофер Махов, молодой парень с красивым и нежным, как у девушки, лицом.— И дороги — наше шоферское дело, и к постройке своего общежития хочется руки приложить.

— Ладно, пойдемте со мной, — снисходительно позволил Рогов. — Дорогу за вас, так и быть, сделают другие.

Алексея разбудили хлопоты Лизочки в коридоре. Своенравная соседка нисколько не считалась с окружающими. Один из четверых отпрысков Гречкина ревел басом, и Лизочка полным голосом бранила его.

Пригладив заиндевевшие, едва не примерзшие к подушке волосы, инженер откинул одеяло и полушубок и, стараясь не обращать внимания на холод, включил свет. Он взглянул на часы: рабочий день — седьмое ноября — начался и для него.

Как бывший фронтовик, Ковшов, едва рука его окончательно зажила, был назначен командиром взвода всевобуча.

В нижней сорочке и ватных брюках он выскочил из комнаты, побежал умываться. В коридоре, в ряд по ранжиру, стояли трое мальчиков и девочка, похожие друг на дружку одинаковым румянцем на пухлых щеках, льняными волосами и светло-голубыми глазами. Старший, лет шести, с важностью держал в руках красный флажок. Перед маленьким строем возвышался шарообразный, в ватнике Гречкин. Он топал на месте большими серыми валенками:

— Раз, два... раз, два...

Лизочка выглядывала из полуоткрытой двери и незлобиво ворчала:

— Спектакли устраиваешь, боец всевобуча!

Алексей поздоровался с каждым из детей за руку, поздравил с двадцать четвертой годовщиной Октября.

— Шоколад за мной, — пообещал он девочке.

— Невеселый нынче праздник у нас, -— подхватила Лизочка. — Даже ребятишек нечем порадовать.

— Дядя Алеша, дай мне флажок, как у Коли, — попросила девочка.

— Флажок тоже за мной, — сказал Ковшов, поднимая пухлую, тяжелую девочку и целуя ее в похолодевшую щеку.

Гречкин шел за Алексеем, за ним гуськом шествовала детская шеренга.

— Что с тобой вчера стряслось, Алексей Николаевич? — поинтересовался Гречкин. — Ты убежал от меня, будто несчастье случилось какое.

— Ничего не случилось... Спать захотелось.

— А к тебе девушки стучались...

Гречкин остановился около умывальника, ребятишки тоже. Семейство в десять глаз пристально наблюдало за умыванием Ковшова, потом прежним порядком проводило его до комнаты. В коридор выбежала Женя, одетая в зеленый лыжный костюм. Причесываясь на ходу, она торопилась к умывальнику:

— Не опоздала? У меня часы с загадкой, то вперед скачут, то отстают.

Алексей надел телогрейку, перетянулся широким солдатским ремнем, перекинул через плечо противогаз. Подхватив лыжи, Ковшов и Гречкин поспешили на пункт сбора. На улице было еще темно, их сразу охватил жгучий мороз.