Василий Ажаев - Далеко от Москвы

Голос паренька задрожал и сорвался. Петя умолк, опять полез было за платком, махнул рукой и выбежал из кабинета, благо стоял у самых дверей. Залкинд взглянул на Женю, и она торопливо вышла вслед за Петей, сама едва сдерживая слезы.

Наступило трудное молчание, похожее на то, какое бывает в зале суда перед вынесением приговора. Все смотрели на Тополева, сидевшего с низко опущенной головой.

— У нас нет никаких оснований отпевать наших товарищей, — поднялся Залкинд. — Люди они физически крепкие, и я убежден, что с ними ничего не случилось. Жене Козловой и товарищу Тополеву удалось по селектору связаться с Татьяной Васильченко — она видела инженеров перед бураном живыми и невредимыми. Так, Кузьма Кузьмич? Кроме того, сегодня я получил через военных летчиков весточку от начальника строительства: он собирается в обратный путь. Очевидно, они вот-вот появятся все трое.

В кабинет вернулись Петя Гудкин и Женя. Техник остановился у двери, насупившись.

— Ты закончил свое выступление, товарищ Гудкин, или будешь продолжать? — спросил Залкинд, стараясь не смотреть на улыбавшихся людей.— Мы тебя не совсем поняли. Махнул ты на нас рукой и убежал.

— Я все сказал, — пробасил Петя.

— Видишь, ты и сам собой недоволен. Говорил, как полагается, и вдруг сбился на истерику. Я расскажу Беридзе и Ковшову, как ты их тут оплакивал раньше времени.

Совещание продолжалось, только теперь Кузьма Кузьмич не мог уже следить за выступлениями. Петя нанес ему слишком сильный удар — в этом ударе словно соединились все удары последних дней.

Боль, глухо нывшая в сердце старика, обострилась и нарастала с каждой минутой. Голова его отяжелела, мысли ворочались неуклюже и затрудненно. Наверное, Петя, Женя, Залкинд и остальные ждут его выступления. Он должен ответить... и не ответит. Сейчас ему нечего ответить.

Залкинд понимал состояние старика, понимали и другие. Тополев, всегда с виду такой могучий и неприступный, изменился на их глазах. И сразу стало заметно: человек нездоров — у него воспаленные глаза, ярко-красный румянец на щеках, в груди какой-то хрип. Похоже, ему трудно даже поднять голову.

Он не сразу сообразил, чего от него хотят, увидев перед собой в руке Жени записку от Залкинда. Развернув бумажку, он долго читал ее: «Кузьма Кузьмич, вы должны правильно понять и этого юношу, и всех нас. Мы хотим уважать вас по-настоящему. Сейчас вам плохо — вы что-то переживаете и явно нездоровы. Ступайте-ка домой, потом мы все обсудим и, думаю, найдем общий язык. Я обещаю немедленно известить вас, когда Беридзе и Ковшов вернутся». Тополев угрюмо посмотрел на парторга и отрицательно покачал головой, желая выразить этим, что он вполне здоров. «Откуда известно ему про мои переживания и про то, что я жду Алексея?» — подумал он.

Залкинд заканчивал совещание. Речь его была лаконичной, без общих мест и нравоучений. Он не повторял уже сказанного о недостатках, а говорил, как их исправить. Была в этой речи одна фраза — она как будто относилась ко всем, но Тополев понял: Залкинд адресует ее именно ему:

— Я напоминаю вам мудрые слова Ленина: «...не так опасно поражение, как опасна боязнь признать свое поражение, боязнь сделать отсюда все выводы».

Еще до того, как парторг дошел в своей речи до снабженческих отделов, Федосов передал записку Либерману: «Я думаю, нам надо серьезно поговорить. Если не возражаете, зайду к вам в десять вечера». Либерман написал на записке: «Согласен». И когда Залкинд с силой, хотя и спокойно, произнес: «Стыдно и неприятно говорить сейчас о том, что Женя назвала здесь пережитком, и я обещаю не вспоминать об этом, если Либерман и Федосов больше не дадут к тому повода», — оба снабженца, под взглядом парторга, с готовностью закивали головами.

Закрыв совещание, Залкинд поспешно вышел из кабинета. Внизу, у выхода на улицу, где бушевала пурга, он нагнал Тополева.

— Я подвезу вас, — сказал он. — Мы по пути заскочим в больницу к Родионовой — она нужна нам обоим. — И он, не слушая возражений старика, повел его к саням.

В больничных палатах Ольга Родионова с двумя фельдшерами делала обход больных. С неделю назад, в Новинске вспыхнула эпидемия гриппа. Палаты были переполнены, койки стояли даже в коридорах. Отовсюду слышались кашель, чихание и натужные вздохи. Буран и сюда пробивался сквозь щели стен и оконных переплетов, в палатах было холодно.

Ольга останавливалась около каждой койки, выслушивала жалобы, осматривала больных, давала указания фельдшерам.

— Доктор, вы и сами-то нездоровы, — говорили ей больные, глядя на забинтованные руки Ольги, на осунувшееся бледное лицо и лихорадочно блестевшие глаза.

— Доктор не имеет права болеть, — усмехнулась она, быстро выслушивая пациента. — Иначе, какой же он доктор?

Ей сказали, что приехал Залкинд. Она попросила подождать и вышла к нему, лишь закончив обход. Залкинд с тревогой заметил, что она действительно плохо выглядит. Ольга махнула перевязанной рукой.

— Вы же знаете, у меня ревматизм, давнишний. Мне только теплые края помогут. Это сейчас немыслимо, и поэтому лучше отложить разговор обо мне до конца войны.

Залкинда беспокоила вспышка гриппа, он спрашивал, какое сейчас положение. Ольга рассказывала: за два дня она обошла все дома в поселке — число заболевших все прибывает. Больница переполнена, выход один — надо изолировать больных от здоровых, отведя специальные комнаты в общежитиях и домах. Это сейчас важнее кальцекса и любых других лекарств.

— Что требуется от меня? — помрачнев спросил Залкинд.

— Надо повлиять на сознательность людей: они должны беспрекословно согласиться на уплотнение и на изоляцию заболевших. Заметьте, что среди населения ходят слухи, будто болезнь заброшена к нам японцами — мол, своего рода бактериологическая война. Слухи эти мешают нам бороться с гриппом. Затем мне нужны дрова, возможно больше. Дайте лошадей, укажите, откуда брать дрова, и мы сами будем возить. У нас, вы видите, холодно. Я должна топить круглые сутки, сверх всяких норм... Мне нужны помощники. Я не прошу врачей и медсестер, их не вернешь из армии. Но домашние хозяйки пусть идут помогать. Почему у нас нет женсовета, товарищ парторг? Он очень нужен, и не только мне. В детских учреждениях, в общежитиях и столовых недостает женского глаза и заботы. В любой организации есть женсовет, возглавляемый женой начальника. У нас начальник без жены и, наверное, поэтому нет женсовета. Почему бы вашей супруге, товарищ парторг, не возглавить наш женсовет? Много работы и без того? Вы примените к ней ваше любимое выражение: «Чем больше работы, тем лучше человеку». Пусть женщины, которые не справляются с домашним хозяйством, подумают, как управляется Лизочка Гречкина. У нее четверо детей, и вот уже третий день она приходит сюда на час-два дежурить. — Ольга улыбнулась. — Очевидно, довольно на сегодня вопросов? Если меня не остановить, я могу плакаться до завтра.