Евгений Воробьев - Охота к перемене мест

Когда у Зины хорошее настроение, она любит петь, а при чужих ушах даже про себя не напевает, губы сжаты. Перед сном она любит почитать книгу или газету. Самое интересное тут же прочесть вслух Галимзяну, поделиться своим удивлением, восторгом, сомнением или несогласием. Она привыкла думать вдвоем. В общей палатке она и читать стеснялась вслух, это ведь тоже дело интимное. Любила Зина и подолгу помолчать, когда лежала рядом с открытыми глазами, поневоле неподвижная...

Галиуллин думал о Зине, лицо его становилось спокойным, разглаживались морщины на лбу и щеках.

Доставалось бедной Зине на стройке Абакан — Тайшет. Они тогда работали у портала Козинского тоннеля. На ладонях кровавые мозоли, больно мыть руки мылом — можно лишь смазать вазелином. А утром Зину ждала та же лопата. Она научилась переносить боль про себя, готовая притерпеться к любой боли; но не волновать Галимзяна. Вспомнил, с каким трудом сам к концу смены подымал лом: тяжесть его отдавалась при каждом замахе, боль мучительно пронизывала запястья.

Земля, скованная морозом, сопротивлялась лопате, лому. До каких же пор им придется, позабыв все, что они умеют, на семи ветрах лопатой махать?

Лишь в тот день, когда рабочий поезд дошел до тоннеля, они уволились из землекопов. Выпал первый снег, и Галимзян успевал в сумерках походить на лыжах. Однажды он на снежном насте на крутом придорожном откосе начертил лыжами ЗИНА. Пусть видит машинист паровоза и все, кого он привез! Лыжный автограф прожил с неделю, первая же пурга замела его. Тогда Галимзян забрался с ведерком краски на виадук, пролез по балочкам до широкой мостовой фермы и где-то на обморочной высоте намалевал крупно-крупно ЗИНА.

Свинцовый сурик алеет нетронутый и сегодня, надпись даже при желании не так-то просто замазать или соскоблить. И теперь безымянный полустанок, не окрещенный железнодорожниками, все в округе называют «Зина».

Возвращаясь той весной из Абакана, он нашел у железнодорожного переезда брошенный за ненадобностью полосатый шлагбаум, замененный автоматическим. Он не поленился, загрузил шлагбаум и полосатый столб в самосвал. Чтобы понравиться Зине и позабавить ее, на переезде через просеку, еще ждавшую рельсов, в глухой тайге появился предупредительный знак: две полосатые дощечки, сбитые накрест, трафарет с надписью «Берегись поезда!» и силуэт паровоза с дымом из трубы.

Ухаживая за Зиной, он иногда не прочь был порисоваться. Однажды сплясал чечетку на узкой балке над пропастью, а застал Зину плачущей. В тот день обещал покончить с ухарством. И «завязал» на всю жизнь.

Вскоре после того как был готов мост вблизи станции Стофато, Зина и Галимзян поженились; комсомольскую свадьбу сыграли в вагончике.

Не успели пожениться, как его вознамерились послать на другой перегон месяца на два.

Зина расстроилась.

— Чудачка! Чем чаще будем расставаться, тем чаще будем встречаться!

— Не согласна. Даже шутить не хочу на эту тему.

В том же году они завербовались на стройку Асуанской плотины в Египет,

Он вспомнил бессонные ночи в Асуане, когда они с Зиной еще не успели приноровиться, или, как теперь говорят, адаптироваться, к африканской жаре. Первое время Галимзян спал в ванне, подложив под голову мокрую подушечку, омываемый струйкой воды, текущей из приоткрытого крана; ночь напролет слышалось легкое журчание. Зина ложилась спать, завернувшись в мокрую простыню. Но милосердная влага не доживала до утра. Среди ночи Зина просыпалась, в высохшей уже простыне шла под душ, мочила простыню заново и досыпала в ней до утра.

Да, улыбнулся про себя Галимзян, когда мучились в Египте от зноя, с удовольствием вспоминали с Зиной житуху на Абакан — Тайшете. Когда позже снова мерзли в вагончиках и палатках в Новой Игирме, не поминали лихом африканскую жару...

Сейчас в темноте, подсвеченной красной точкой сигареты бессонного курильщика, Зина виделась Галимзяну такой, какой была, когда они поженились. Жаль, не сфотографировались тогда вдвоем. Правда, перед отъездом в Египет несколько раз снимались, но все поодиночке. Для отдела кадров, для заграничного паспорта: три сантиметра на четыре, четыре с половиной на шесть...

В Асуане Зине понадобилось мини-фото для пропуска. Местный фотограф увеличил снимок, сделал для себя большой цветной портрет и выставил в витрине. По-видимому, понравилась внешность Зины — экзотическая, с его точки зрения: соломенные волосы, слегка вздернутый нос, большеглазая, шея точеная, как у Нефертити, и такие же царственно покатые плечи. Наши ребята, прогуливаясь перед закатом по набережной Нила, увидели портрет и сказали Галимзяну. Тот помчался в обеденный перерыв в городок. И не подозревал, что у него такая красивая жена! Как бы откупить портрет? Но не менее заманчиво, чтобы гуляющие по набережной любовались Зиной. Он попросил сделать такой же портрет для него. Позже этот портрет висел в палатках, вагончиках, землянках, общежитиях. Жаль, что с годами портрет Зины выцвел, поблек...

Галиуллин закрыл глаза, чтобы не видеть сигареты, то затухающей, то светящейся, — может, огонек мешает заснуть?

Или оттого не засыпает, что не слышно тиканья часов, к которому привык дома? Зину премировали настольными часами на общесибирском конкурсе маляров. Участники соревнования на звание «мастер — золотые руки» работали парами, а Зине пришлось защищать честь Приангарска одной. Жюри не могло учесть всех показателей ее работы, но Зина выработала больше двойной нормы. Она вернулась из Академгородка и радостная, и огорченная. «Твои настольные часы, оказывается, бронзовые. Вроде бронзовой медали!» Они с Мансуром поздравили мать, а та, похоже, ждала утешения...

Он редко уезжал от семьи, а Зина и подавно никуда без него не ездила, только к родным на Смоленщину, в деревеньку Надва Рудненского района. Как же она могла не поделиться подробно с Галимзяном своими впечатлениями об Академгородке?

Город небольшой, весь спрятался в тайге. По деревьям прыгают белки, зимой для них повесили пятьсот кормушек. К деревьям, растущим у самых домов, переброшены с балконов длинные жерди — открыты зимние забегаловки для белок. Над улицей висят голубые дорожные знаки с изображением белки — осторожно! В тех местах белки часто снуют и скачут через улицу,

Зине понравилось, что в Академгородке мало изгородей, не увидишь и клочка колючей проволоки. Еще понравилось, что жители протоптали стежки-дорожки там, где им удобнее ходить, потом эти замысловатые кривые заасфальтировали. Никто не заставляет пешеходов поворачивать только под прямым углом, как указали архитекторы на кальке.

А еще Зина рассказывала, что дома не стоят на одном уровне, иные — на зеленых холмах, взгорках. Рыли фундаменты, сообразуясь не только с общим планом, но проверяли — сухое ли место, не скапливается ли вода после дождя?..