Евгений Воробьев - Охота к перемене мест

— Отступить от закона даже порядочный человек может только в исключительном случае, — раздумчиво согласился Галиуллин.

— Представь себе мой ужас, когда жена Ромашко пришла меня благодарить за погреб. Да так некстати, во весь голос, когда в кабинете было битком народу. Я ведь, грешным делом, не прочь был ту погребальную историю утаить... Честное слово, Галимзян, сам готов был тогда плотничать и бетонировать, лишь бы Ромашко не бросил затворы. А я когда-то болтал, что незаменимых людей нет...

История с погребом принесла Пасечнику много неприятностей. Его вызывали в народный контроль, он давал объяснения в горкоме партии, а кончилось тем, что ему вкатили выговор и сделали начет в 48 рублей 16 копеек.

— Ни одно доброе дело в жизни не остается безнаказанным, — напомнил тогда Маркаров.

Узнав об этих санкциях, Ромашко явился в управление и пытался передать деньги Пасечнику: не хватало, чтобы тот расплачивался за его погреб.

Пасечник самым решительным образом отказался от денег. И тогда Ромашко, осердясь, возбудил судебный иск с требованием оплатить ему и другим монтажникам сверхурочные за все отработанные выходные дни.

Накануне Кириченков ходил в юридическую консультацию и принес длинную бумагу:

«Привлечение отдельных работников к работе в выходные дни допускается только с разрешения ФЗМК профсоюза и только в исключительных случаях, определяемых законодательством союзных республик.

Привлекаться к работе в выходные дни рабочие и служащие могут только по письменному приказу (распоряжению) администрации предприятия (ст. 63 КЗоТ РСФСР). Поэтому в приказе администрации о привлечении к работе должно быть указано, в какой день предоставляется этому работнику замена выходного дня.

Иные виды компенсации за работу в еженедельные дни отдыха, например удлинение отпуска, не допускаются. Если предоставление другого дня отдыха невозможно, работа в выходной день оплачивается в двойном размере».

Ромашко пояснил, что и не собирался склочничать из-за каких-то рублей. Но своим иском он докажет, что Пасечник материального ущерба государству не причинил.

Погреб для Ромашко отрыли в виде компенсации за четырнадцать субботних и воскресных ненормированных дней. И он предъявил иск на сумму 363 рубля с копейками.

— Встретимся в суде, а затем у кассы, — пригрозил Ромашко главному бухгалтеру.

Ромашко ходил по разным инстанциям, послал докладную министру, отправил телеграмму секретарю обкома. Его уговаривали взять иск обратно.

Несправедливый начет с Пасечника сняли, и лишь после этого Ромашко разорвал исковое заявление,чем сильно огорчил Кириченкова.

Историю с погребом еще не забыли, а Пасечник снова был вынужден самовольничать.

— Недавно на подстанции меняли трансформатор, — продолжал Пасечник откровенничать с Галиуллиным. — Поселок Молодежный остался без тока. Здесь во всех кухнях электроплиты. Комфорт! Ну а если временно нет электроэнергии? Сразу дискомфорт! Короче говоря, малышня в детском саду могла остаться без горячего завтрака, без обеда. Родители — в панику, некоторые предупредили, что на работу не выйдут. Как быть? Приказал подогнать к детскому саду электрокран. Протянули на скорую руку кабель. Взяли кухню на электроснабжение. И бульон сварили, и рисовая каша поспела вовремя, и компот. Я про эту операцию «Кухня» не умолчал. Хотя электрокран в тот день и числился работающим на плотине. А развести канцелярщину — двадцать четыре человека не вышли бы на работу.

Поневоле нарушил закон, но ни один прокурор не хотел назвать меня виновным. «Почему не привлекаете меня к ответственности?» — хорохорился я. Крючкотворы наши сделали вид, что никаких нарушений не было. «А почему же в прошлый раз заварили кашу из пустяков?» — «Там, — говорят, — дело было личное, касалось одного Ромашко. А здесь дело общественное и касается двадцати четырех человек». Я спорил: «Принципиального различия между этими случаями нет. Мне легче было заменить бездетными двадцать четыре родителя, чем найти замену одному Ромашко...» Выговором больше, выговором меньше... Все равно уберечься от них нет возможности. Иван Иванович Наймушин только за шоссе Братск — Усть-Илимск схлопотал несколько выговоров. Ассигнований на дорогу не давали, и Наймушин, нарушая финансовую дисциплину, партизански строил эту дорогу. Однажды сверхответственный гость из Москвы спросил у Наймушина, когда упрямый старик снова завел речь о шоссе: «Сколько стоит один километр покрытия вашего шоссе?» — «Не беспокойтесь, не перерасходовали. Это самое дешевое шоссе в мире». — «Почему же?» — «Да потому, что оно выстлано только вашими выговорами мне...» Наймушин часто повторял сибирское присловье: дорога дорога́, да бездорожье дороже.

— Почему же дорогу на важную стройку прокладывают с опозданием? Почему же эта глупость такая живучая?

— Министры до хрипоты торгуются между собой — чьих грузов по той или этой дороге будут перевозить больше? Каждый норовит уменьшить долю своих расходов. А расплачиваемся за местничество, за ведомственную амбицию сломанными машинами, надорванными от натуги моторами, горючим, сожженным в волчьих ямах бездорожья, рессорами, лопнувшими на колдобинах и рытвинах, синяками и ушибами пассажиров... Вот Наймушин и отважился на беззаконие в интересах всего ангарского края... Ушел из жизни, а с него не успели снять десяток выговоров. Говорят, на столе под стеклом держал он этот список. Но не строгие выписки из приказов несли на похоронах, а ордена на красных подушечках. Улицу в Братске его именем назвали. На плотине золотыми буквами имя его обозначено. На могиле всегда живые цветы, и на снег кладут...

Зина вооружилась шваброй, тряпками и ведром в самую страдную для уборщиц пору. Тротуары — не больше чем асфальтовые островки в море непролазной грязи. И не все жильцы отскребают глину с обуви.

Есть и другая сезонная неприятность, о которой знают лишь коменданты домов, сантехники и уборщицы. Дары тайги богаты, а иные жильцы неряшливы. Осенью засоряют канализацию грибными очистками, листьями, ветками ягодных кустиков.

Слободян утешает — зимой, когда выпадет снег, уборщицам будет легче. Зимой труднее дворникам — воюют с наледями и сугробами.

Жить на первом этаже не очень-то удобно.

От заглядываний прохожих с тротуара нужно отгородиться плотными занавесками, комната затемняется. Случается, вышедшие из магазина «Рябина» звонят, стучат в дверь, просят стакан. Летом широко пользуются стаканами от автоматов «воды — соки», а сейчас тревожат жильцов.

А дверь, входная дверь за стеной! Дверь на такой тугой пружине, что стреляет, как пушка. Зина попросила помощи у Чернеги. Для начала он повесил на двери плакат: нарисовал стреляющую пушку, а под ней предупреждение: «Не стреляйте дверью!» Возился с неделю, смастерил и приделал гидравлическую мягкую пружину с тормозом. Дверь стала закрываться с бесшумной плавностью, а плакат перевесили в соседний подъезд.