Евгений Воробьев - Охота к перемене мест

ангар в пустынной целинной степи; поехали, сказал Юрий Гагарин и улыбнулся; на пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы;

с некоторых пор Михеич не может смотреть на Луну без того, чтобы не вспомнить: по ней люди разгуливали, одного американца звали Армстронг, а фамилию другого позабыл, надо спросить у Антидюринга, если тот вернется в Приангарск; может, в космосе при невесомости нагрузка на сердце меньше, чем на Земле;

где-то на белом свете живут люди с чужим сердцем; интересно, чужое сердце тоже болит или те люди сердечной боли совсем не знают;

Шестаков прислал открытку, у них в Братске в общежитии стоит телевизор, «Орбита» передавала футбольный матч из Мюнхена; а радист седьмой роты Сёмушкин еще спорил, что передача изображения на расстояние — болтовня, а болтун — находка для шпиона, и ведь не переубедишь теперь Сёмушкина, утонул он вместе со своей рацией, когда форсировали Неман;

дети не могут взять в толк: как дедушки-бабушки жили без радио — какие-то пещерные люди...

Когда Михеичу стукнуло шестьдесят, ему выдали премию «в связи с достижением пенсионного возраста», нечего сказать — достижение; присвоили звание заслуженного строителя.

Официальная дата не вызвала у Михеича неприятных переживаний, поскольку она насильственно не прерывала привычную работу, в той дате не было ничего драматического. Хуже, когда человек стареет, опережая свой действительный возраст.

Но вот в последние годы здоровье пошло под уклон. И Михеич побаивался следующей круглой даты, когда он не только по официальному счету, а на самом деле будет стариком. Пока сам не состаришься, старика не поймешь.

Шестьдесят пять годочков — как одна копеечка. Давненько разменял седьмой десяток, уже истратил, износил половину его. Среднюю продолжительность жизни мужчин в нашей стране превзошел, живет сверхсрочно.

Если взглянуть на себя в зеркальце для бритья — ему много лет, а если обнять памятью все прожитые годы — еще больше.

Но ведь и видано-перевидано, прожито-пережито сколько! Две трети века, а новостей столько услыхал, что хватит и на целый век.

Юрий Гагарин полетел в космос по первопутку ровно через сто лет после отмены в России крепостного права. Так что если прадед Гагарина в 1861 году был крепостным, то какой-нибудь смоленский помещик запросто мог продать прадеда другому помещику.

Вот и получается, что за шестьдесят пять лет Михеич пережил события, которые не умещаются в столетие, — таким последнее столетие оказалось вместительным, так круто замесила его история, так продуло нашу планету сквозными ветрами из Советской России!

Многих пожилых людей не минует своеобразный временной обман зрения — молодые годы представляются им более емкими, значительными, более насыщенными историческими событиями, нежели все последующие годы.

Но можно ли упрекнуть Михеича в такой аберрации зрения, в искажении исторического взгляда? Разве только Михеича потрясли на всю жизнь пафос и волшебная сила всенародного созидания в первое десятилетие советской власти?

Он взволновался сегодня при одной мысли, что первую пятилетку отделяет от штурма Зимнего дворца такой же — с точностью до одного года! — отрезок времени, какой отделяет сегодняшний день от первого шага Юрия Гагарина за порог земного притяжения!

Михеич не мог представить себе, чтобы человек, который родился вот в эти дни и который проживет столько, сколько посчастливилось Михеичу, — проживет жизнь более интересно, содержательно.

Воображение и кругозор его — технический, географический, астрономический — не позволяли придумать такие открытия, предвосхитить такие новшества, какие ожидают человечество в ближайшие шестьдесят пять лет.

А то, что ему удалось нафантазировать, не шло ни в какое сравнение с событиями, переменами и открытиями, свидетелем и счастливым участником которых Михеич был.

Чем запомнилась Нонне прошлогодняя осень в канун школьных занятий в Москве?

Прежде всего — невообразимой толкучкой в универмаге «Детский мир» и на подступах к нему. Тысячи и тысячи покупателей приглядываются, мнут пальцами, примеряют ученические платья и костюмчики, охотятся за ранцами и портфелями. Магазины школьно-письменных принадлежностей, которые раньше назывались канцелярскими, тоже битком набиты гомонящей детворой. Звенящим ручейком льется в кассы разменная монета, не иссякает очередь за тетрадками, линейками, резинками, ручками, карандашами. Мужчинам в парикмахерской не побриться — в мужском зале тоже ребятишки. Выцветшие на солнцепеке космы, патлы, пряди, привезенные из пионерлагерей, не доживут до первого урока.

Ну а на Приангарск праздничное возбуждение обрушилось с самого рассвета и объяснялось не только приближением учебного года.

Суета и суматоха охватили площадь у гостиницы. Толкучка на автобусной остановке, Окрики, пересвист, треск мотоциклов, лай и повизгиванье псов на поводках. Одного четвероногого пассажира перетаскивали через борт грузовика, другой, видимо бывалый, сам прыгнул в кузов. Собак столько, будто в городе началась перепись собачьего поголовья.

Нонна, разбуженная предутренним гвалтом на площади, посмотрела из окна и не поняла, в чем дело. Мартик спросонья объяснил: сегодня 25 августа, начало охотничьего сезона. Она видит только нерасторопных охотников, любителей поспать. А все одержимые уехали из города еще вчера и ночевали в тайге, охотились на зорьке...

Вслух Мартик не стал делиться с Нонной своим удивлением, но сам терялся в догадках: зачем вдруг, ни с того ни с сего, Пасечники решили позвать их на ужин перед его отъездом?

Хотели как-то узаконить в общественном мнении отношения молодых людей, взять их под защиту, утихомирить кумушек обоего пола из конторы Востсибстальмонтаж?

Или Ирине Георгиевне захотелось поближе познакомиться с Нонной? Она видела Нонну в шести спектаклях, «Бесприданницу» видела дважды: так ей понравилась Кононова — Лариса.

Гастроли в Приангарске неожиданно продлили. В местной газете это объяснили желанием театра пойти навстречу зрителям. Но была и другая причина: в Свердловске не успели закончить переоборудование сцены, и сезон откроется с опозданием.

Как же быть Мартику, ведь он должен в конце недели выехать с бригадой в Братск?

Поначалу он решительно отказался уехать раньше Нонны. Не пробыть с ней до последнего часа, не проводить ее на аэродром — это будет самый постыдный поступок в его жизни.

Не так легко и ей расстаться с Мартиком на неделю раньше. Неделя, прожитая рядом с ним, — это же счастливая вечность!

Бригада работала днем, а актеры заняты вечером, каждый день совместной жизни был разорван, но, спасибо благодетельнице, коридорной Вере Артемьевне, судьба почти еженощно их соединяла.